Когда — то в начале знакомства она спросила, почему сестры живут с нами. Я растерялась и сказала, что родители лишены родительских прав. Потом уже извинилась и рассказала правду. Сама не знаю, почему вырвалось не то, что есть на самом деле. Мне было ужасно стыдно.

— Саш, давай подышим воздухом? — Зову её на улицу, понимая, что от концентрации запахов у меня кружится голова.

Она согласно кивает, и мы потихоньку берем ключи в пиджаке Егора и выходит из ресторана. Сначала просто стоим и болтаем. Потом присаживаемся в машину. Меня мутит все сильнее и сильнее, и я решаюсь ей об этом сказать.

— Ксюш, может, скорую вызвать? Это же ненормально? Наверное?

— Да нет. Устала просто. — Я не хочу скорую, и не хочу в больницу. Всё, чело хочется, это свернуться клубочком на руках Егора и подремать под его тихий голос.

— У тебя губы бледные.

— У меня бывает. Посиди со мной. — Кладу руку ей на запястье, чтобы она не бежала за помощью. Надо было взять с собой телефон. Если честно, я даже не помню, куда его положила. — Расскажи, где ты раньше жила?

Под спокойный рассказ расслабляюсь. Становится немного легче.

Ровно до тех пор, пока к машине не выскакивают разъяренные мужчины.

У Егора рука разбита, а Давид тяжело дышит. Лихацкий подхватывает за локоть свою девушку и тихо ей выговаривает. Егор же не стесняясь, налетает на меня, что ушла не предупредив.

— Ну прости. Прости, — тянусь, чтобы обнять. — Вы заняты все были. А у меня голова закружилась.

Вот она — волшебная кнопка, — которая переключает мужа в режим наседки. Он моментально забывает, что сердился и начинает предлагать варианты. Первый — поездка в клинику. Отказываюсь и предлагаю вернуться. Очень хочется кушать.

Пью гранатовый сок, припасенный заботливым Лихацким. С удовольствием съедаю закуски с рыбкой. К нам подходят незнакомые мне люди. Их не знаю я, но знает Егор. Кто — то оставляет после себя приятное впечатление, кто — то… В общем, если честно, то женщины смотрят снисходительно и свысока. Мужчины или лучше притворяются, или им действительно все равно.

Наконец — то длинный день подходит к концу. Гости разъезжаются, и мы остаемся своей большой компанией. Только близкие друзья.

Смирные весь вечер мартышки разносят зал, бегая вокруг столиков и стульев. Давид разливает напитки. А я смотрю на всех и на душе так хорошо и спокойно. Именно такими я их всех узнала: смешливыми парнями, беззаботными.

Подношу ко рту бокал и понимаю, что сейчас его выроню. Пихаю мужу и хватаюсь за спинку стула. В этот момент мы стоим, слушая тост Давида. В глазах темнеет, и на периферии сознания я слышу звон разбитого стекла и сильные руки, не дающие сползти вниз.

— Доигралась. Теперь точно к Тарасу. — Голос Егора дрожит от волнения. А мне сейчас все равно. Я на границе между сном и явью, и радуюсь, что противные точки перестали летать перед глазами. — Тим, Дейв, девчонки на вас. На созвоне.

Тащит меня в машину, негромко матерясь на самого себя, и обещая меня наказать, что долго молчала.

Егор.

Важный вопрос на повестке дня: как всё успеть и при этом не сойти с ума?

Беспокойство за Ксюшку затмевает все остальные мысли. Друзья шлют сообщения, а я в телефоне текста не вижу до тех пор, пока Тарас не выносит вердикт.

— Недомогание и тошнота спровоцированы слабостью. А я Вас предупреждал, Егор Александрович, что если Ксения не будет нормально набирать вес, этим закончится. Но, учитывая ваш срок, хорошо, что эти дни проведете в стационаре?

— В больницеееее? — Ксюшка тянет расстроенным голосом и начинает ладошками стирать прозрачные слезки. Как маленькая девочка. Так трогательно, что в груди начинает печь.

— В больнице, Ксения, в больнице. Вы у нас и так по срокам перехаживаете, так что наблюдение будет не лишним. Думаю, плюс — минус пару дней и родим.

Ну всё. Зря он это сказал. Малышка сейчас начнет метаться по палате. Чем ближе день иск, тем сильнее её накрывает паникой. Не знаю, чего боится она, но глядя на метания жены, я, кажется, сам начинаю терять спокойствие.

— Я… что… — Ну. А я о чем? И это при нем она просто глазки делает как, описавшийся Чак Лихацкого. У того тоже глазищи полны недоумения и паники.

— Окс… Ксения Игоревна, — вовремя вспоминает и исправляется. — Вам не о чем переживать. Рожать придется в любом случае. Без крайней необходимости я не рекомендовал бы кесарево сечение. Уверен, что справимся своими силами.

Интересно, успокоительное на таком сроке можно? Эти пара — тройка дней могут довести жену до нервного срыва. Она за последние десять минут несколько раз покраснела и побледнела. Надо наедине уточнить у дока.

— Отдыхайте. Сейчас Вам поставят капельницу. И, конечно, полный покой, хорошее питание и положительный настрой.

— Спасибо, — пищит моя послушная девочка, задумчиво закусывая губку.