Егор делает шаг вперед, а я отступаю. Понимаю, что особо некуда, можно упасть. Но инстинкты срабатывают раньше, чем в мозгу загорается сигнал об опасности.

— Осторожно! — Он вскрикивает, хватая мой локоть, когда нога начинает скользить по песку. Я бы не упала. Там еще есть место, но в темноте плохо видно.

— Отпусти. — Поднимаю голову. — Зачем приехал? Чего хочешь? Вряд ли за поздравлением? Но на всякий случай я все равно поздравляю. Что ещё? Если ребенок волнует, не переживай. Вашей семье так хочется думать, что он не твой. Что ж, он не твой. Всё? Теперь уходи, Егор.

— Замолчи, Ксюша. Просто замолчи. — Он цедит слова с такой злостью и так сильно сжимает локоть…

— Отпусти. Мне больно!

— Отойди от края. И послушай…

— Нет. Нам не о чем говорить. Я не буду проходить никакие тесты. Это не твой ребенок. Можешь быть спокоен. Уезжай, я прошу тебя.

Опускаю голову, потому что смотреть на него выше моих сил. Как бы я не хорохорилась, но сердце трепещет от его прикосновения. Разум понимает, что в его хватке нет ни капли нежности. Но разве же глупому сердечку есть дело до этих аргументов?

— Я. Уйду. Только. С. Тобой.

Егор злится и четко выговаривает каждое слово. Выдергиваю руку и делаю шаги вперед. Больше переживать, что я упаду, не надо. Рой рычит, но не подходит к нам. Я сама встаю поближе к псу.

Чего я никак не ожидаю, так это торопливых шагов и крепких ладоней на своей талии. Егор прижимает меня к себе и шепчет, уткнувшись в висок. Я не могу разобрать все слова, потому что в ушах шумит от… страха? Хотела бы так сказать, но нет. Совсем не страха…

— Искал тебя… умирал… без тебя, девочка моя… так плохо…

Чувствую, как по щекам катятся слезы. Задерживаю дыхание, чтобы он не понял. Не хочу, чтобы видел. Потому что… потому что…

— Нет, Егор. Нет. Я не могу.

Я не могу поверить ему снова. Не могу. Только — только смогла обрести подобие равновесия. Договорилась с собой.

— Поехали домой. Со мной. Пожалуйста.

Сейчас мы смотрим друг на друга. Нас окутывает темнота, но я вижу блеск в его глазах. Слёзы?

Моя душа кричит ему «да». Он же приехал. Он здесь. Он рядом. Но как ангел и бес существуют вместе, так и гордость своевременно поднимает голову.

— Я пойду домой пешком. А ты поедешь к себе домой. Так правильно. Я больше не хочу, Егор. Не хочу тебя знать. Хочу забыть. Пожалуйста.

Первый шаг дается с трудом. Потому что, несмотря на слова, в его объятиях тепло и уютно. Но я — то знаю теперь, какими обманчивыми они могут быть. Второй шаг сделать легче. Он не останавливает, просто смотрит, как я удаляюсь.

Егор.

Когда вчера Влад отзвонился, что Ксюша напугана и с ним не пошла, дал другу «отбой». Поехал бы сам, но маленькая Маша ни на секунду не отпускала мою шею. Страшно сказать, но в туалет прорывался с боем. Правда страшно. Сколько всего успели пережить две малявки за короткую жизнь. Не каждый взрослый столько видит, сколько пришлось увидеть им.

Я же, как только узнал, откуда девчат увезли, первым делом в машину прыгнул. Игорек перехватил на выезде с парковки. Или решать вопрос с малышками, или ехать. Без личного присутствия никак. Выбор очевиден был. Хотя внутренне рвался. Думал, закончу здесь и…

По понятным причинам самому сорваться не удалось. Надеялся на ночь, но спать Маша не отпустила, прижимаясь сонная к руке. Так и лежал на боку до утра. Думал.

Объективно понятно, чего Ксюня могла испугаться. Но, блядь, поздним вечером сидеть на кладбище?! Я вообще не знаю, как Север ее там нашел. Пёс, говорит, скулил. А друг собак обожает. Еще один смельчак: пошел проверять. Хотя, конечно, с его подготовкой особо бояться… но если бы там не Ксюшка была, а орава пьяных уродов? Мысленно ругаю, а сам бы тоже ведь пошел. Не то чтобы воспитание, внутренне не смирился бы, оставив без помощи.

Дед очень помог отвлечь мелкоту. Загорелся. С первых же минут загорелся. Видно было. Растаял. Наш кремень, наш несгибаемый Александр Керро — старший и вдруг превратился в плюшевого мишку. Ба увидела бы, сознание бы потеряла. Обязательно закажу огромный портрет деда с девчонками, привезу и лично повешу в гостиной. Пусть смотрит и понимает, чего себя лишила. И без подробностей ясно, что моя семья для нее табу. Пусть даже не пробует сунуться.

Вечерняя дорога успокаивает. Настраиваюсь на встречу. Жарких объятий не ожидаю, конечно. Но рассчитываю. Я смертельно соскучился. Как воздуха мне её не хватает. Моей девочки. Под кожу ещё тогда проникла. И поселилась навечно: в крови, в ду́ше, в сердце.

На подъезде к деревне начинаю задумываться: как часто Ксюша гуляет так вот, вечерами. Дед периодами «навещал» дом, но никаких признаков людей не было. А ведь он бывал в дни, когда, судя по датам, девочки лишились родного отца.