Она была там, среди семерых, молилась им и боготворила каждого. Осуждала их антагонистов, боялась апокалипсиса и читала священные стихи, чтобы очистить душу и тело. И при этом всем она совершенно забыла, что я, тот, кто ее сейчас гладит и согревает, олицетворение дьявола и один из детей нечестивой семерки, что хобы и гоблины, с которыми она так легко обходится, лишь низшие бесы, которых полагается убить с особой жестокостью.

Сложно понять религиозного человека, да и Дани не совсем привержена к ним, это, можно сказать, ее небольшая слабость, увлечение, в котором она нашла способ не свихнуться в мире, что ее ненавидел. Я вполне способен понять это и как бы ненавидел фанатиков в мире своем, просто не могу прервать ее речи. Пусть говорит… Я лишь изредка давал какие-то совсем ничего не значащие комментарии.

Все чаще она прерывалась для того, чтобы зевнуть, взгляд ее затуманивался и уже минут через сорок она проглатывала слова и смотрела на меня мутными глазами, полными обожания и усталости. В конце концов она едва закончила…

— …эй… Ты меня почти… Не слушаешь…

— Ну-ну, как ты могла подумать о таком, я ловил каждое твое слово!

— Повторите… Что я сказала…

— Легко! "Ты меня почти не слушаешь"!

— Вы хитрец…

— Не хитрее некоторых… — она едва подняла на меня туманный свой взгляд и я легонько уложил ее себе на руку — Спи давай, сегодня ты слишком перенапряглась.

— Я не…

— Чщщщ…

И она недовольно вздохнула и прижалась ко мне. Всего через три минуты она счастливо засопела.

Какое-то время я полюбовался ей, но довольно скоро выключил сам себя на шесть часов… Не знаю точно, сколько она проспит, но думаю, что сон ее продлится всяко больше четверти суток…

…

[Вторжение!]

Адам слегка присвистнул при виде крохотной пещеры.

— И это все? Серьезно? Вашему великому величеству не стоило поднимать задницу со своего трона, я бы и сам справился.

— Продолжай идти вперед, ты слишком дорого мне обошелся.

— Ой да бросьте, пара артефактов и немножко опыта, да будет вам, о великий Хранитель Ледяной Бездны, бубнить по этому поводу.

— И все чаще мне кажется, что это было совсем не выгодное вложение ресурсов.

— Да-да, я то еще дерьмишко, вы исключительно правы: как собачонка на любой ваш писк срываюсь, во всем слушаюсь и лаю где прикажете.

— Когда-то давно я спасла из лап смерти тихого мальчишку, честного и справедливого, с горячим сердцем и ясными голубыми глазами глазами…

— Ну глаза у меня до сих пор светлые, да и не могу сказать, чтоб я вам в чем-то там пургу загонял.

— … а не одуревшую от власти, жестокую и извращенную тварь.

— Ой ты опять вспоминаешь ту шлюху… Ну да, чутка перестарался, ну и вы меня поймите, я, все же, человек страстный, ну и слегка не уследил, чуть передержал, всего-то… Ее тупой труп, вообще-то, мне влетел в копеечку, тот коронованный ублюдок никак не хотел принимать денег, пришлось подарить ему легендарное копье… Гляньте сами! — в одно мгновение Адам вскинул копье и едва не проткнул им шею Лорейн.

Девушка лишь холодно оглядела свой собственный подарок, ничего не сказав.

— Мне теперь с мифическим дерьмом приходится ходить!

— Не останавливайся…

— Какие мы важные… Может вам не хватает настоящего мужчины? Вы уже как лет пятьдесят мне мозги имеете этой песней, может вас и самих стоит того, натянуть разочков десять? Вы же знаете, я могу…

— Продолжай идти… Крог мог обойти нас…

— Да куда уж этому хрычу — восемьдесят лет не успевал, а сейчас вдруг успеет, ну конечно! Не парьтесь, мы добрались до этого несчастного подземелья всего за годик с небольшим. Спящий ублюдок вряд ли даже яйца от трона оторвать успел, чего уж там говорить о путешествиях.

— Делай что сказано… Если все так просто — не тяни время.

— Ой, с вами пытаешься нежно, а вы все обгаживаете и обгаживаете… Ну не стыдно, а?

Лорейн промолчала. Взгляд ее был холоден, лицо спокойно, руки аристократично сложены у груди. Ее можно назвать настоящей красавицей, иссиня белые волосы, внушительный бюст, очаровательные бедра, но все портят омертвевшие глаза. Хотя… Было небольшим преуменьшением ее взгляд просто холодным, это скорее пустота, совершенное безразличие ко всему. Дело было не только в Адаме, сказывался возраст, череда жестоких и страшных поступков и событий, чудовищные катаклизмы и много всего того, чего полна жизнь существа крайне могущественного, но не лишенного сердца.

Со временем, конечно же, все потеряло краски. Исчезли чувства, эмоции, удивление. Все больше и чаще Лорейн засыпала. Иногда ее сон длился десятилетиями. Теперь же она жила от одного нового Хранителя до другого. Лорейн уже и сама толком не помнила, почему же никто из них не должен жить, но все же упорно истребляла каждого, о котором только узнавала. "Какая уже разница? Я это делала, делаю и, вероятно, буду делать…" — твердила она себе всякий раз, когда вдруг задумывалась о собственных целях.