Зажмуриваю глаза, съёживаюсь в комочек и готовлюсь к очередному удару. Удару, который я не смогу пережить снова.

Хочу просто исчезнуть, испариться. Просто чтобы всё это прекратилось. Вся эта боль, эти ужасные воспоминания…

Слышу смачный удар и как Матвей чертыхается. Открываю глаза и вижу Вадима, который нависает над моим бывшим.

Вадим тяжело дышит, от злости на его руках видны вены. Он со всей силы сжимает кулаки и презрительно смотрит на Матвея.

— Ты так сильно желаешь смерти? — говорит Вадим, а Матвей в это время начинает отползать назад. — Чем жить такой жизнью, лучше просто умри!

Вадим замахивается и со всей силой бьет Матвея по лицу. Тот теряет сознание и падает на землю. Вадим замахивается с новой силой и бьет еще раз, а потом еще.

В его глаза пылает гнев и жажда мести. Никогда его таким не видела и мне становится поистине страшно.

— Не надо, Вадим, прошу, — кричу я истеричным голосом, но подойти не решаюсь.

Еще несколько ударов и у Матвея все лицо изуродовано, повсюду кровь, но Вадим даже не планирует останавливаться. Филёв готов его убить.

Даже если Матвей и заслуживает это, но потерять Вадима я не хочу. Только не он. Подбегаю к Вадиму и обнимаю его со спины со всей силой, что у меня осталась. Крепко, как только могу.

— Перестань! Хватит! — кричу, захлёбываясь в собственных слезах.

— Пусти, — рычит Вадим на меня, но я чувствую, как напряжение в его теле мгновенно спадает. Он замирает с окровавленным кулаком над Матвеем. — Ублюдки, которые живут ради удовольствия, избивая людей, которые слабее их самих…

И я понимаю, что Вадим сейчас говорит не только про Матвея. Чувствую всю его боль, что, видимо, преследовала его на протяжении всей жизни. Мы с ним так похожи. Мне тоже больно, но мы должны с этим справится.

— Ты ведь не такой, как они, — тихо шепчу ему в надежде, что он услышит меня, поймет. Прижимаюсь к его спине и всхлипываю: — Оставь его, прошу. Мне страшно, поэтому, пожалуйста, остановись.

Не помогает и Филёв снова замахивается кулаком, чтобы добить моего обидчика. Еще один удар и Матвей может не очнуться. Что тогда будет с Вадимом, со мной, с нами…

— Давай просто пойдем домой, — говорю из последних сил и заливаюсь слезами, не в силах что-либо сделать еще.

Вадим неожиданно отпускает истерзанное тело Матвея и поворачивается ко мне. Всего лишь одно слово «домой» и Вадим моментально приходит в себя.

Устал дико. А теперь еще приходится и показания давать. И всё из-за несносного бывшего Киры. И было бы из-за чего переживать. Для мужчин такие драки вообще обычное дело, но девушки любят преувеличивать.

— Боже мой, Матвей! — кричит женщина, залетая в полицейский участок. — Что вы сделали с лицом моего сыночка?!

У меня стоит звон в ушах от писка этой тётки. Она подлетает к побитому Матвею и начинает его рассматривать.

Отдубасил я его, конечно, знатно. Но так он сам виноват. Как только он посмел поднимать руку на мою Киру. Хорошо хоть я вовремя остановился. Его лицо покорежено, скорее всего, сломан нос, но жить он точно будет. Я бы даже сказал, отделался малой кровью.

— Да как вы посмели! — всё никак не угомонится женщина, хорошо хоть полицейские ее сдерживают. — Кто ты черт возьми такой?

Смотрю на эту ненормальную и удивляюсь, откуда столько наглости берется.

Кира стоит молча за моей спиной и под взглядом ненормальной женщины немеет. Нервно потирает свою руку.

Несложно догадаться, в какой обстановке жила Кира в этой семейке. Но я если честно не ожидал, что она будет настолько подавлена. Ни одного слова от нее не услышал, как только мы ушли с этой стоянки, хотя я ведь знаю, насколько она может колко ответить.

Мне начинает надоедать выслушивать истерики женщины.

— Как и ваш драгоценный сын — говорю с издевкой, — Кира тоже чья-то дочь, не стоило поднимать на нее руку.

— Мой сын для меня важнее всего, — снова кричит в гневе женщина. Весь полицейский участок уже стоит на дыбах, но ей кажется этого мало и она продолжает: — Как вы посмели превратить моё дитя в кровавое месиво?! Вам это с рук не сойдет!

Ну тут, возможно, она права. Есть вероятность того, что я немного переборщил, хотя с другой стороны, надо было его добить окончательно, что бы такие твари не ходили по этой земле.

— Думаете, ему сойдет его мерзкое отношение к моей жене? — тычу в них пальцем, но остаюсь на месте.

Не хватало только загреметь за решетку из-за этой ненормальной семейки. Кира стоит грустная и даже голову поднять не может, хотя она как раз здесь единственная кто пострадала на самом деле. Злость пробирает меня до кончиков каждого моего пальца. Срываюсь и говорю так громко и уверенно, чтобы ни у кого не возникло сомнений: