В этот момент Вик посмотрел на меня и кивнул, как бы сообщая, что это «оно». Глубоко вздохнув, я встал рядом с женщиной, которая готовилась открыть и узнать, кто же там стоит на пороге. Она, кстати, опять как-то сжалась, стоило только мне оказаться рядом.

За дверью нас всех ожидал довольно колоритный персонаж. Типичный гопник, в моём представлении, правда, годов этак из восьмидесятых. Крепкий парень, в куртке и спортивных штанах, с кепкой на голове. Картину дополняли руки, засунутые в карманы, и выражение превосходства на лице. Правда это самое выражение быстро начало меняться, стоило ему только увидеть сжавшуюся женщину и перевести взгляд на меня. А уж когда его глаза остановились на гербе, этот парень тоже начал сжиматься, словно пытался стать меньше и незаметнее.

— П-прошу прощение, я, кажется, дверью ошибся, — выдал он с плохо скрываемым ужасом, — или даже домом.

После чего этот несостоявшийся вымогатель развернулся и быстро убежал, словно за ним чудовища гонятся.

— Ну, вот и всё, — выдал Вик, стоявший недалеко от меня. — Как и говорил, этого хватит, чтобы всё закончилось хорошо.

Я с удивлением посмотрел на него. Краем глаза заметив, что в этот момент женщина скользнула в комнату с детьми, даже не став закрывать входную дверь. Пришлось сделать это самому. Честно говоря, я был несколько удивлён. Что, и правда, всё? Ни тебе засад, ни каких-то подстав, ничего?

Слегка обескураженный, я снова подошёл к окну, и успел понаблюдать, как тот самый гопник выскочил из подъезда и на огромной скорости убрался куда подальше. Вот только, намного больше меня привлекла проехавшая по улице машина. Мало того, что тут такой роскоши встречаться не должно было, так ещё на заднем сидении сидел ни кто иной, как Зиг. А ему тут что понадобилось?

— Что находится в той стороне? — я повернулся к Вику, уже снова подошедшему ко мне, и указал рукой в сторону, куда проехала машина.

— Свалка. Совсем рядом, — ответил парень нахмурившись.

— Ник с Сандрой говорили, что рядом с ней люди не селятся, вроде как начинают часто болеть.

— А где ещё, по-твоему, можно найти такую огромную квартиру по нормальной цене? Живут везде, где можно, просто иногда это несёт больше рисков.

После его слов, я снова посмотрел на детей, но уже другим взглядом. Понимают ли их родители, чем они тут рискуют? Сколько из них не доживёт и до тридцати, если всё будет продолжаться так же.

— И всё же, ты знаешь, что это не закончится для них ничем хорошим…

В этот момент одна из девочек подошла к нам, точнее ока как бы спряталась за ногой Вика и, выглянув, спросила, обращаясь ко мне.

— Вы пришли нам помочь?

Но в ответ получила только грозный взгляд и, испугавшись, убежала обратно в комнату.

— Зачем ты так, — нахмурился парень, — она же просто ребёнок.

— Ты должен прекрасно понимать «зачем». Все тут понимают.

Я догадался, почему женщины так дрожали при виде меня, и чего так испугался вымогатель. Я же сам всё время говорю, что имперцы не считают их за людей и творят что вздумается, а благородные имперцы — это куда хуже. В кои то веки, все реагировали на меня правильно. Я уже сам начал привыкать, что простолюдины могут позволять себе слишком много, уличные бандиты нападают в ответ, а выходцы из промышленной зоны, как Ник, Сандра или сам Вик, спокойно со мной разговаривают. Вот только это всегда были исключения. Местные опасаются имперцев, а благородных боятся как огня за их жестокость. Ведь чистки устраивают именно люди с гербами.

Да и просто так благородные забредают сюда ради развлечений, чтобы сотворить что-то мерзкое, что может прийти в голову. Не все так делают, конечно, но те, кому такое не интересно, сюда вообще не ходят. Даже владельцы местных зданий и заводов предпочитают посылать своих представителей из простолюдинов.

— Герб на груди не должен у неё ассоциироваться с чем-то хорошим, — продолжил я, — иначе это может когда-нибудь стоить ей жизни или здоровья. И именно потому, что ты это знаешь, ты меня сюда и позвал. Герб — это страх, ужас и обещание мук, а не надежда на спасенье.

— Но разве так должно быть? Разве нельзя это поменять? — не успокаивался Вик.

— Ты можешь изменить их восприятие, но это не поменяет реальность. Я — исключение, и это нужно понимать. Следующий благородный, которого они встретят на улице, должен вызвать стремление убежать куда подальше, а не просто спокойно пройти мимо.

— Почему вы все такие жестокие?

— Не все. Есть те, кому на местных наплевать, но они сюда и не ходят.

— Жестокость или равнодушие, и это весь возможный выбор?

— Ты сам давно тут живёшь, и уже должен был к этому привыкнуть. Мир вообще неприятное место, но другого у нас нет.

— За что вы, имперцы, так нас ненавидите. В чём отличие?

— В слабости. Ответ-то простой. Становись сильнее, тренируйся, и сможешь стать гражданином. А если ты этого не делаешь, значит, тебе нравится то место, которое сейчас занимаешь. Нравится, когда тебя используют и втаптывают в грязь.