— Пожалуйста, — потянул меня на себя Артем, откидываясь на спину. Потребовал, обхватив ладонями ягодицы: — А теперь скажи, что я не сделал тебе больно.

— Нет, ты что!

— Тогда скажи, что хочешь меня. Потому что хотеть одному так сильно, как хочу тебя я, Чиж — обидно.

— Ты знаешь ответ.

— Скажи! — Вот же упрямый, но сопротивляться его рукам и губам невозможно.

— Хочу. Да, я хочу тебя! — до чего же приятно самой целовать его.

— Значит, ты не против и попробуешь справиться с этой резиновой штукой, да?

— Что?!

Артем вмиг подмял меня под себя, нависнув сверху.

— Ну, Фанька, — приник к шее, щекоча дыханием; потерся о низ живота бедрами: — признайся, что «он» тебе понравился.

— Сокольский!

Но я попробовала, смущаясь и смеясь. Никогда бы не подумала, что Соколу это доставит удовольствие — мое смущение с улыбкой и его направляющие руки. И даже призналась, что он мне нравится, «там» нравится.

Мы оба этой ночью словно сошли с ума, к утру совершенно обессилив и потеряв стыд. Желание не проходило и не проходило, между ног саднило, и когда рассвет заглянул в комнату, мы, наконец закончили — уставшие и мокрые уснули после душа, едва наши головы коснулись подушки.

Когда Артем проснулся — далеко за полдень — я лежала, прижатая к постели его рукой и бедром, и смотрела в окно.

— Привет, Чиж, — он вздохнул и зарылся подбородком в мои волосы. Нас укрывало одеяло и, немного полежав, Артем убрал руку и потянул его вниз, но я вернула.

— Чиж?

— Привет, — ответила, повернув лицо навстречу серому взгляду, который сейчас казался кристально чистым и пронзительным. Улыбнулась, но улыбка получилась ломкой и тут же истаяла. Как истаяла вся моя ночная смелость.

Я снова посмотрела в окно.

— Ты… все хорошо? — спросил Сокол напрягшись.

Губы пекли, между ног по-прежнему ныло, но в целом тело чувствовало себя здоровым и удовлетворенным, чего нельзя было сказать о настроении. С пробуждением пришло отрезвление и осознание глубины совершенной ошибки. Но, не считая страха, охватившего меня при мысли, насколько слепо я вчера смогла забыться — со мной все было относительно хорошо. Последний час я лежала, уговаривая себя вычеркнуть из памяти прошлую ночь и постараться справиться с чувствами к Артему, даже если будет очень больно. Но больно было уже сейчас, стоило только вспомнить на что мы решились и представить Сокола с другой: с Анисимовой, с Викой из бара, неважно! Вспомнить каким холодным и циничным он может быть, если хочет. Нет, лучше уж первой прекратить это помешательство, прежде чем однажды — возможно, уже в ближайшем будущем — реальность настигнет меня и снова расколет на части, когда Артем наиграется, оставив игрушку у обочины.

И поделом. Честное слово поделом. Я же сама еще недавно просила Ульянку быть осторожной и сама, сама нырнула в омут под названием «Артем Сокольский» с головой! Глупый Чиж! Совершенно справедливо — глупый! Забывший о боли предательства и вновь угодивший в силки! Только на этот раз будет еще больнее, потому что, несмотря на первый опыт, закончившийся неловкостью и болью, именно Сокол сделал меня женщиной.

— Да. Все в порядке, Артем.

Мы лежали голые, ночь изменила нас, сблизила физически, но не притушила трепет, и кожу по-прежнему покалывали иголочки от близости Сокола. Он спал, обхватив меня рукой и прижав к себе, тихо дышал в волосы, а сердечко ныло, ныло, ныло… За окном стоял по-зимнему солнечный день, и я попросила, стараясь не смотреть Соколу в глаза:

— Мне нужно в ванную комнату. Ты… ты не мог бы отвернуться? Я хочу одеться.

Где-то в смятой постели валялись мои бикини, которые так просто не отыскать, а в прихожей у стены — бюстгальтер, но в шкафу висел халат, лежали пижама, спортивные штаны и сменное белье, и до него было каких-то пять шагов.

Артем пошевелился и убрал ногу, но сам не отодвинулся.

— Чиж, я видел тебя всю. Перестань. Это же глупо после всего стесняться друг друга. Мы не дети.

Верно, не дети, здесь он прав. Еще семь часов назад я и сама была смелой и потерявшей голову. Но не сейчас.

— Я знаю, — согласилась, понимая, что выгляжу глупо, — но все равно не могу вот так.

Артем тронул меня за руку, переплетая наши пальцы. Я снова попыталась улыбнуться — было несправедливо обижать его или винить, но улыбка, едва появившись, потухла.

Он привстал и коснулся губами моих губ. Задержался у лица, глядя на меня, но я не ответила. Просто смотрела на него, распахнув глаза, не понимая, что мне со всем этим делать и куда бежать. Как жить дальше?

Пальцы вцепились в край одеяла и Сокол нахмурился.