Не слышит. И телефон странно замолчал гулкой пустотой квартиры, не получив команды «сброс». Да и как Соколу услышать, если уже через две минуты он показался на улице с двумя разряженными пигалицами в руках. Распахнул дверь, вышвырнул их из подъезда и потопал ко мне — в наброшенной наскоро куртке, серьезный до немогу!

Девчонки оглянулись, ничуть не удивившись и не обидевшись такому обращению с их фанатским обожанием и, отбежав в сторону, ревностно уставились на меня, сообразив к кому так уверенно идет Артем. И если там, на лестничной площадке освещение было не очень, то на улице в три часа пополудни — еще вполне себе приличное! Недолго думая, я отвернулась и натянула шапку до подбородка, понадеявшись, что Сокольский разберется, где у меня перед, а где зад. Ну, то есть спина.

Разобрался. Взял за руку, развернул и молча повел к подъезду. Я послушно засеменила рядом, помахивая пакетом, отплевываясь от попавших в рот волос.

— Тьфу! Ой! — чуть не упала, запнувшись о ступеньку крыльца, но меня тут же поставили на ноги. Подтолкнули аккуратно вперед. И только когда за нашими спинами закрылась дверь лифта, Сокол холодно спросил:

— Что с тобой, Чиж? Ты меня стесняешься?

— Я? Нет! Ты что!

— Зачем тогда шапку на глаза надвинула? Я все видел.

Неужели он и в самом деле такой несообразительный?! Что значит «зачем»? Не может же ему быть все равно?

— Так это я потому, что не хочу, чтобы твои фанатки запомнили, кого именно ты сегодня к себе привел! Думаешь, Вике-зае или Лере Анисимовой будет приятно узнать, что к тебе бегает какая-то Фанька? А мне еще учиться с ними два года в одном университете и не хочется быть «следующей», понимаешь? И потом, ты же сам хотел, чтобы никто не знал про наш с тобой уговор. А так скажут, что была очередная Зая, да и все. Разве нет?

Сокол не ответил. Развернулся к дверям, дернув плечами, и молча вошел в квартиру.

— Эй, Артем… — растерянно пропищала в спину. — Ты чего?

— Я устал, Чиж, и хочу спать. Просто пообещай, что никуда не уйдешь. Я сейчас не в силах за тобой следить. И запри за собой дверь, пожалуйста. Звонок я уже отключил.

Ну, и чего рычать? Я же не виновата, что наткнулась на фанаток?

— Хорошо. А…

— Не хочу.

— А…

— Ты обещала.

Тю! Ну и как с таким разговаривать?

Вы думаете, он разрешил измерить ему температуру? Или приложить компресс?.. Фигушки! Ну и зачем я, спрашивается, в аптеку бегала? Разделся при мне до боксеров, залез под одеяло и отвернулся к стене — только одеяло хлопнуло. Уснул. На матрасе уснул, между прочим! Как будто не про него кровать в его же собственном доме! Ну и что с таким упрямцем станешь делать?.. Хорошо хоть теплый чай с медом согласился выпить, когда пообещала, что перестану с ним разговаривать. Так и проспал до вечера, а там и до утра.

Хотя нет, в полночь Сокол застал меня на кухне. Неловко получилось. Бывший засыпал сообщениями: «Фаня, ответь!» «Фаня, где ты?» «Фаня, у меня больше никого нет и не будет!» «Фаня, это неправда!» «Фанька, дура, ты моя!» — вот и накатило. Не сдержалась, ответила, чтобы снова послать к черту, а потом разревелась вдруг — тихонечко, по-женски, а тут Сокольский пришел — стоит, шатается на пороге кухни, но смотрит. Пришлось сделать вид, что мою посуду.

Не поверил. Не очень-то убедительно получилось, никакая из меня актриса. А кто бы поверил, когда в мойке и посуды-то нет, а телефон, как живой, все отзывается.

— Как ты? — спросила шепотом.

— Нормально. А ты?

— И я.

— Пошли спать, Чиж. Поздно уже.

— Да, поздно. А ты чего встал?

— Да так, показалось… Это для меня чай?

— Для тебя.

Ночь прошла спокойно, Соколу не стало хуже, как я опасалась, и легкий кашель, так и не начавшись, пропал. Кажется, организм парня и вправду отказывался болеть, но отдыха требовал, и Артем еще крепко спал, когда я утром убегала в университет.

— Анфиса! Постой! — на крыльце учебного корпуса столкнулась с бывшим. Хотела было пройти мимо — не дал. Поймал за руку, выхватив из толпы, и остановил, оттеснив в сторону. — Нам надо поговорить!

Надо же, как осмелел. Заиграл желваками, хмуро глядя в лицо, поеживаясь под стылым ветром в воротник.

Я оглянулась, честно удивившись.

— Со мной? На глазах у всех? Что-то на тебя не похоже. А не боишься, что увидят, как ты тут с серой мышью топчешься? Я ведь тебя знать не знаю, могу отреагировать. Ты кто такой вообще?

— Фаня, перестань.

— Нет, не перестану. А ну отпусти, а то закричу! — на самом деле повысила голос. Сердце вдруг застучало испуганно: мало мне вчерашних слез и слов, так теперь еще и сам смотрит в глаза. И снова боль ворочается в груди, встревоженная знакомым голосом, которому сердце когда-то верило. Памятью о том первом светлом чувстве, которое разбилось вдребезги, но осколки его все еще остались в душе и ранят. — Ты чего пристал?