Пока Эмма не попыталась покончить с собой, у нее имелись серьезные сомнения относительно того, что Джерри вообще заметил ее присутствие в доме. Но теперь она поняла, что он ее заметил. Заметил и на самом деле о ней заботился. От этой мысли ей стало очень хорошо. Этот тихий, скромный, интересный мужчина заботился о ней только потому, что считал ее особенной и подходящей для своего сына.

Он сказал, что был впечатлен тем, как она всё улаживала со своей матерью. Впечатлен ее силой и характером. Что случилось с этими качествами? Ей было стыдно в этом признаться, но месяц назад они пропали. Отчаянно пытаясь казаться нормальной, она потеряла связь с самыми сильными сторонами своей личности. Стала бы она терпеть такого, как Каспер два месяца назад? Чёрта с два! Если бы он снова прикоснулся к какой-нибудь девушке, Эмма пригрозила бы отрезать ему яйца, а потом исцарапала бы его машину. Она бы ему противостояла.

Угрожать человеку насилием — это плохо, так поступил бы только сумасшедший. Но быть нормальным вовсе не значит закрывать на такое глаза. Нормальный человек просто нашел бы способ справиться с негодяем обдуманным образом.

Как ее учили в детском саду — если кто-то делает что-то плохое, и ты не можешь ему помешать, то должен сообщить об этом взрослому. Вот что было бы нормальным.

Итак, через три дня после того, как она увидела, как мать трахается с ее психотерапевтом, через два дня после того, как он полез к Эмме обниматься, и намного позже чем, когда ей следовало это сделать, она решила покончить с Дрю Касперианом, и за прибавление уверенности должна была благодарить не кого-нибудь, а Джерри.

К счастью, они приехали на «Солнечное ранчо» немного раньше, так что перед групповой терапией Эмма нанесла незапланированный визит в кабинет доктора Розенштейна. Слава богу, Марго осталась внизу, флиртовать с Каспером. В любом случае, в одиночестве Эмма чувствовала себя раскованнее. Сильнее. Увереннее. Она не давала тьме выбраться наружу, рассуждала логично и здраво и собиралась поступить правильно.

Она подождала в приемной, пока врач закончит с другим пациентом, а затем ее проводили к нему в кабинет.

— Эмма, я тебя сегодня не ждал. Как ты? Все в порядке? — спросил Розенштейн своим успокаивающим голосом.

Его тон всегда был мягким и одобрительным. Это уже давно ее беспокоило, она не привыкла к мягкости. И к одобрению. Такие вещи, как правило, казались ей подозрительными.

— Да, доктор, — сказала она, заправив волосы за уши.

Эмма нервничала. Раньше она никогда не делала ничего подобного. За долгие годы самого разного насилия со стороны Марго и ее компании Эмма никогда ни на кого не стучала. Это ей было не свойственно. Поступать разумно.

— В самом деле? Кажется, ты нервничаешь? Что тебя беспокоит? У меня еще есть время до следующего пациента, — сказал он и, усевшись, стал рыться в ящике своего стола.

Затем вытащил ее досье и бросил его на стол.

— Это не займет много времени, — заверила она его. — Я просто… мне уже давно кое что не дает покоя.

— Давно?

— Да, с тех самых пор, как я впервые приехала на «Солнечное ранчо».

— Значит, уже примерно месяц тебе не дает покоя что-то, о чем ты мне не сказала?

— Да…

Мгновение она колебалась, потом сделала глубокий вдох. Иногда было очень легко забыть о своей прежней храбрости. От Эммы осталась лишь оболочка ее прежнего «я». От этой мысли ей стало немного грустно, но она отогнала это чувство.

— Всю жизнь меня учили, что лучше держать рот на замке. Стукачей не ждёт ничего хорошего. Но теперь я начинаю в этом сомневаться. Я хочу… Вы как-то сказали мне верить в систему, верить в свою сеть психологической поддержки. Сейчас я именно это и делаю.

— Хорошо, хорошо, Эмма. Отлично. И говорить правду — это не «стукачество». То, что ты рассказываешь мне о своей матери и о её…

— Дело не в ней, — перебила его она. — Дело в этом заведении. В Дрю Каспериане.

В комнате воцарилось молчание, и Эмме тут же стало неловко. Она отлично разбиралась в видах молчания, умела их различать и улавливать непроизнесенные слова. Это было нехорошее молчание.

Вообще-то, если она не ошибалась, это было очень плохое молчание.

«Постойте-ка… если что-то кажется слишком хорошим, то скорее всего оно таковым не является, а Вы, доктор Розенштейн, всегда казались мне очень хорошим человеком».

— Хорошо. Эмма, сейчас мы в полной безопасности. Ты можешь всё мне рассказать. Так что у тебя за проблема с мистером Касперианом?