Я внимательно следил за пирамидками на столе, отвечая на все вопросы. Ни разу они не отреагировали на полуправду, оставаясь кипенно-белыми.

Почти час Пётр Алексеевич узнавал про магический потенциал восьмиреченцев, культуру, местную форму правления, традиции. Узнав всё, что хотел, от Киртаса с Нарвой, он повернулся ко мне.

— С нашими гостями всё понятно, а ты-то как оказался на чужой изнанке и обнаружил там жизнь? — император пристально сканировал меня взглядом, ожидая ответа.

— Когда мы сдавали груз для Министерства обороны в Тобольске, со мной связался местный шаман и сообщил, что отец заключил с ним договор о хранении некой семейной ценности сроком на двадцать лет, — я ни капли не врал, отвечая на вопросы. При необходимости мои слова даже могли подтвердить свидетели. — Срок истекал, и я решил забрать предмет договора. Шаман дал координаты тонкого места и указал, что мне нужно на третий уровень. Там я нашёл разумную жизнь.

— Это всё, конечно, похвально, но, теоретически, изнанки — собственность владельца тонкого места. Кто там им является?

— Мы не чья-то собственность! — вскинулся Киртас, сверкнув глазами. — Все, кто приходил к нам с подобными планами, домой не возвращались!

— Прошу прощения, — извинился император, видя гнев и возмущение аборигенов Восьмиречья. — Просто мы мыслим местными правовыми категориями и пока ещё не перестроились. Так что там с владельцем тонкого места? — уточнил Пётр Алексеевич у меня.

— Владелец — Сергей Иванович Трясогузкин.

— Вот! К Сергею Ивановичу у меня тоже возникли вопросы, но какая твоя выгода со всего этого? — в лоб спросил император. — Я давным-давно не верю в альтруизм.

— Во-первых, я — ваш вассал и обязан сообщать о чём-то подобном, а, во-вторых, в Восьмиречье сейчас наступил локальный конец света, вернее, потоп. Людей нужно срочно эвакуировать оттуда, а я не уверен, что они не разойдутся по невольничьим рынкам в качестве живого товара. Поэтому пришёл к вам.

Пирамидка светилась белым, раздражая императора и подтверждая мои намерения.

«Спасибо тебе, дорогой алтарь!» — мысленно поблагодарил я за ослабление печати и сокрытие моих истинных мыслей от всяческих артефактов и сущностей.

— Ай, да Кречет с ним, надо проверить, — сказал император и произнёс совершенно невпопад, — меня зовут Михаил Юрьевич Комарин.

Пирамидка засветилась чёрным, опровергая слова Петра Алексеевича.

— Странно, а теперь вы назовитесь мной! — обратился император с нажимом, предполагая, что у меня где-то при себе артефакт, скрывающий ложь.

— Меня зовут Его Императорское Величество Пётр Алексеевич Кречет, — пирамидка радостно замигала чёрным, а я чуть не выдохнул с облегчением. Такой прокол вполне мог познакомить меня с плахой.

— Комарин, вы — дурак? Или, может, неродной внук старого барона? — растерянно взирал на меня правитель Российской империи, — просто ваши взгляды настолько отличаются от его, что впору думать, что вы — приёмный.

— Ваше Императорское Величество, вы, конечно, мой сюзерен, но сомнения в моих умственных способностях и в законности происхождения есть тягчайшее оскорбление для любого аристократа, — голос мой был полон стали и холода. Кем бы ни был Пётр Алексеевич, но он — аристократ, и вести себя должен был подобающе. Кажется, до него дошло, что он несколько перегнул палку.

— Приношу свои извинения, — склонил голову император, — восхищение вашей принципиальностью несколько затуманило мне разум и сподвигло на некорректные высказывания. — Я кивнул, принимая извинения, а он продолжил, — конечно же, корона возьмёт на себя обязательства в помощи жителям Восьмиречья на период природных катаклизмов в их мире, а также обеспечит защиту их культуры и жизненного уклада в дальнейшем.

Нарва и Киртас несмело улыбнулись, услышав последние слова императора. Я тоже тихо радовался за восьмиреченцев ровно до того момента, пока Пётр Алексеевич не добавил:

— Вот только как ваш сюзерен, я ожидал услышать новости о пополнении в вашем роду. Когда я могу ждать представления ко двору вашей сестры?

— Когда я могу ждать представления ко двору вашей сестры? — император весьма недобро смотрел на меня, а я мысленно ругался самыми последними словами. Кажется, мне предстоял ещё один непростой разговор с невестой и её братом на тему неразглашения информации, касаемой рода Комариных.

— Планировал сие событие приурочить к новогоднему императорскому балу, — с приторно-вежливой улыбочкой ответил я монарху.

— Что так долго? — подозрительно постукивал пальцами Пётр Алексеевич, при этом черты лица его заострились, делая похожим на кречета, узревшего добычу.

— Девушке нужно прийти в себя после переезда и адаптироваться к местным нормам морали и этикета, — максимально вежливо отвечал я, продолжая улыбаться, как болванчик.