Начал осматривать странную одежду, и тут голову прострелила вспышка боли, и пришло понимание, что это конкретно и как надевается. Будто я всегда это знал, но забыл, а сейчас вспомнил заново, словно короткая справка к какой-то компьютерной программе.

— Ну, портки так портки, хотя штаны они и есть, — пробормотал я, надевая их. У портков были небольшие завязки с боку, которые я тут же завязал. Следом я накинул на себя что-то наподобие курточки с узкими рукавами, сделанной из шерсти, название которой было зипун. В нем можно было уже и на подворье спокойно выйти, и никто косо не смотрел бы.

— Это что, у меня теперь своя справочная есть? А может, это воспоминания и реакции предыдущего хозяина этого тела, — задумчиво протянул я и покосился на остальную одежду. Которую я и без подсказок смог назвать, это был кафтан, что-то подобное я не раз видел в фильмах да музеях он был зеленого цвета, и красная шапка оббитая мехом.

Кафтан трогать я не стал, а вот шапочку надел и подпоясался, вышло у меня на удивление легко и непринужденно, будто я это делал каждый день, хотя привычной пряжки не было, и пояс завязывался на хитрый узел.

Пара шагов — и я оказался в другой комнате, она не сильно отличалась от той, в которой очнулся я, разве что побольше. Также стояли лавки вдоль стен и сундуки, но главное — это очаг, что расположился посредине комнаты. Он был сделан из камней, в нем весело горел огонь, освещая комнату. Над очагом, свисая с потолка, расположилась деревянная труба, туда-то и уходил дым от огня.

— Мда, явно не пятизвездочный отель все включено, — выдал я и вновь покосился на горящий очаг. — МЧС на вас нет, — проворчал я. — Пожар же устроить, как нечего делать, и никто не следит.

Покрутив головой, я нашел входную дверь и, раскрыв ее, оказался в сенях, которые были забиты разным барахлом, бочками и коробами, и еще не пойми чем. Сени были небольшие, квадратов восемь, пройдя их, я толкнул дверь, и в мое лицо тут же дохнула прохлада, а яркий свет ударил по глазам, которые я тут же закрыл.

Проморгавшись, я застыл, осматриваясь, в небе висело яркое солнце, а весь двор был укутан таявшим снегом, слышались звуки капели. На улице было пару градусов тепла.

Сделав шаг за порог, я прикрыл дверь и вздохнул полной грудью. Дышать было легко и приятно, будто я нахожусь в лесу.

И вот тут меня накрыло, пробрало до самых печенок. Я понял, что это не глюки от наркоза, и все настоящее. Новое тело и новая жизнь! Нахожусь я непонятно где, а главное, когда. Не увижу больше своих детей, не посещу могилу родителей, не съезжу с друзьями на рыбалку и много чего еще не…

Захотелось завыть, но я тут же подавил это желание, а после начал отодвигать на задний план мысли и эмоции о прошлом, пытаясь запрятать их куда подальше. Сейчас это может помешать, потом. Все потом.

Оторвав глаза от пола, огляделся по сторонам: я находился на крытой веранде, впереди виднелась небольшая лестница, ведущая вниз.

Оттуда слышались голоса, я же осматривался вокруг. Двор был большим и закрытым двух-трехметровым оградой, сделанным из толстых круглых бревен заостренных в верхней части.

Это тын, пришло ко мне понимание вместе с новой вспышкой боли. За тыном в нескольких сотнях метров виднелся лес с темными облезшими березами, зелеными елями и соснами. Вдоль тына то тут, то там располагались разные хозяйственные постройки, а сбоку даже пара домов, сделанных из большого кругляка.

Сделав пару шагов вперед к краю веранды, я выглянул за ограждения, прямо подо мной на скамейке сидели двое мужчин, точнее, мужчина и парень лет шестнадцати, одетые под стать мне или чуть беднее, больше со своего места я рассмотреть не смог. Они говорили хоть и по-русски, но весьма странным говором. Будто из далекой глухой деревни, да и слов было много мне непонятных, но чем больше я вслушивался, тем больше понимал.

— Тять, а коли Водяница лжу сказала и Андрей^[1] не придет в себя, что ж мы делать-то будем?

— Плохо дело будет, — буркнул мужчина, голос его был с хрипотцой, глубокий и задумчивый. — В посошные людишки нас определят да тягло платить придется.

«Посошные людишки? Тягло?» — тут же всплыли у меня вопросы в голове, не прошло и секунды, как новая головная боль принесла мне знания.

Посошные людишки, по факту, — это крестьяне, что трудятся на пашне, их еще сохой и черноногими называют. Тягло же — это налоги и иные сборы, что люди платят, сюда также могут включаться и.

— Эх, — выдохнул парень. — Может, на Дон убежим, коли Андрей преставится, — выдал мальчишка.

— Ты думай, что говоришь, — мигом рассвирепел отец и отвесил сыну подзатыльник, сбросивший его со скамейки в снег.

— Тятя, — с обидой произнес парень, поднимаясь и отряхиваясь, а после поправил шапку, почти такую же, как на мне.