Вены на руке почернели и высохли. Они одновременно выпирали из кожи, но вместе с тем сами сосуды стали тонюсенькими. Пальцы уже полностью превратились в сухие палочки, а вот ближе к локтю сосуды из чёрных превращались в тёмно-синие и затем постепенно светлели к плечу, приобретая свой обычный человеческий цвет.

Судя по всему, глаза мои расширились неимоверно.

— Вот-вот, — сказала девушка. — Я не то что писать не могу, перчатки надеть не получается. Любое движение — боль.

— И что, никто ничего не может предложить? — спросил я, понимая, насколько глупо звучит мой вопрос.

— Всё перепробовали, — поджав губы, ответила Катерина. — Лучшие маги, дипломированные целители — всё без толку. Говорят, источник не перекрыт, и магия в нём вроде бы даже есть, но в каналы поступает мизер.

— А с руками тогда что?

— Якобы из-за бездействия каналов, — Громова пожала плечами и тут же сморщилась от боли. — Но единой версии нет. Ты знаешь, это же не за один день всё случилось. Я про черноту. Сначала кончики пальцев потемнели, вены стали проступать и вываливаться наружу, затем болезнь начала подниматься. Теперь вот, — с этими словами она отогнула ворот халата, в котором лежала, и я увидел тёмные вены на её шее.

Ситуация, мягко говоря, была катастрофической. Теперь я понимал родственников Катерины, которые не хотели никого видеть, понимая, что их прекрасный цветок засыхает на глазах.

Я аккуратно взял её правую руку в свои ладони и взглянул на вены магическим зрением. Магия есть, но слабая и вялая. Словно задыхающаяся на берегу рыба.

И вот тогда, словно меня что-то дёрнуло, я поставил дополнительно эфирную линзу. Да нет, не дёрнуло, я уже многое привык так рассматривать.

«Жвалы мои в вентилятор, хитин на распродажу, — ахнул Архос. — Это что это тут творится?»

И я был с ним полностью согласен.

Первое, что я увидел, это упругий поток энергии.

Уходящий.

Из Громовой.

Моё воображение нарисовало стаканчик «Байкала», в который вставлена трубочка, через которую кто-то бойко высасывает всё содержимое. И, несмотря на то, что стакан постоянно пополняется, аппетит того, кто находится за трубочкой слишком велик. Силы в Катерине осталось на донышке.

Я старался сделать так, чтобы моё лицо не особо-то изменилось, но, видимо, не получилось.

— Никита? — спросила меня Громова. — Ты что-то видишь?

Я посмотрел ей в глаза.

— Потерпи, пожалуйста.

— Скажи, что ты что-то видишь и сможешь помочь, умоляю!

— Тс-с-с, — я приложил палец ко рту.

Прекрасно понимая, что ей в таком состоянии нужны любые обещания, я не мог дать ни малейшего. Мне нужно было разобраться с тем, что с ней происходит.

Суть была следующей: магии в Катерине было хоть отбавляй. Формировалась она всё в том же объёме, как и до наложения на девушку «проклятья». Вот только из источника в каналы доходил самый мизер. В самом источнике ещё перед каналами магия перерабатывалась и отправлялась куда-то за пределы Катиного организма.

Проблемы виделись две.

Первая: поток, уходящий вон из Громовой, уже не был магией воды. Это был, говоря каламбуром, чистой воды эфир. Именно поэтому его никто и не мог уловить. Просто не видели, вот и всё. Ни врачи, ни дипломированные лекари, ни маги. Никто.

Кроме меня.

И того, кто этот поток потреблял.

Эфирника.

И вот тут заключалась вторая проблема. Что заставляло магию воды в организме Катерины перерабатываться в эфир и покидать её тело? Какое-то устройство? Но я ничего такого не видел. Хотя… Было некое утолщение, но, чтобы оно вызывало подобное?

И ещё была проблема чернеющих вен.

Однако, я подумал, что, справившись с первыми двумя, я автоматически решу и эту.

— Скажи мне, пожалуйста, хоть что-нибудь, — попросила Громова.

— Что-нибудь, — сказал я, и в глазах девушки вновь задрожали слёзы. — Нет, я не издеваюсь, — поспешил я добавить. — Просто само напросилось. Смотри, — сейчас внутри меня шла борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба принципов и инстинкта самосохранения, желания помочь и желания выжить. — Я постараюсь тебе помочь, но ты должна принести мне клятву.

Она попыталась улыбнуться.

— Я совершенно серьёзно, — улыбка на её лице тут же исчезла. — Клянись, что никогда и никому, и ни при каких обстоятельствах ты не расскажешь того, что узнаешь.

Девушка сглотнула, открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла. У неё пересохло в горле. Тогда она потянулась к стакану, сделала глоток и повернулась ко мне.

— Клянусь, — чётко и настолько твёрдо, что сомневаться в её словах не приходилось, произнесла она. — Жизнью своей клянусь.

— Но гарантий всё равно нет, поняла?

— Поняла, — ответила Громова, но по её горящим глазам, я видел, что она надеется на чудо.