На обычной скорости воспроизведения хорошо было видно, что мы с Аничкиным начали атаку практически одновременно. Помню, пробовал провести отработанную коронку — мая-гери правой со сближением и переходом к тройке цуки. Прямые удары руками вряд ли достигают цели, они служат для отвлечения, потому что нога, согнувшись в колене, не отводилась назад в исходное, а выстреливалась мимо правого бока противника ради вишенки на тортике — пяткой в почку. Приём, не подводивший с первых «Трудовых резервов» против боксёров. Далее — по обстоятельствам, как вариант проходил резкий разворот корпусом и удар левым локтем. Дальше или добивание, или сразу «уносите тело».

Но пацан со своими домашними заготовками задумал нечто, начинающееся с маваши в прыжке. Каратист хренов, в боевом самбо принята более реалистическая тактика. В общем, на встречном ходу сам насадился причинным местом на мою стопу, пальцы ноги свело от боли, раковина на мошонке куда более твёрдая, чем сама мошонка. Но не гарантирующая сохранности нежного содержимого.

Заметив выдвигающуюся в первой фазе маваши ногу, не засечёт такое разве что слепоглухонемой, я отказался от задуманного, поднырнул и принял его стопу на блок, рассчитывая захватить ее и провести болевой, но соперник просто ляпнулся на жопу, прижал руки к промежности и начал орать, а судья остановил схватку.

— Теперь по одному кадру!

Командовал чиновник, какой-то главный по единоборствам в «Динамо».

Вот сближаемся. Моя нога отрывается от ковра, летит вперёд. Кадр, два, три. На последующих заметно, что в колене сильно сгибается, а само колено уходит вверх — ради проникающего удара вперёд, у меня весьма качественно поставленного. По яйцам бьют иначе — хлёстко снизу вверх как по футбольному мячу. В российской телепередаче Stand Up (очень русское название) одна из юмористок шутила, что Бог первоначально задумал спрятать столь уязвимую часть мужского тела вглубь, но оказалось неудобно их чесать.

Только на четвёртом кадре заметно, что Аничкин начинает распрямлять ноги, уходя в прыжок. То есть после того, как мой удар улетел ему в низ живота. Фактически парень сам виноват, прохлопав мае гери с правой ноги. Это в боксе нельзя лупить ниже пояса, в боевом самбо — лишь бы не в промежность.

Кто наслышан про бесконтактное каратэ с остановкой намечаемых ударов в сантиметре от челюсти оппонента, должен знать — виртуальная мишень заранее выбирается в воздухе перед его мордой, а не в сантиметре за линией зубов. Коль удар вылетел на реальное поражение, притормозить его в последнюю миллисекунду — за гранью возможного.

— Товарищи! Я не снимаю ответственности со спортсмена Матюшевича и его тренера, — главный по единоборствам поднялся и обвёл всех тяжёлым взглядом, не пытаясь раздавить лично нас с Кимом. — Нужно относиться бережнее к коллегам в спорте. Тем не менее, на кону наша честь. Я распоряжусь распечатать фотографии, отметить на них заложенное направление удара до прыжка пострадавшего, сегодня же принесём протест в судейскую коллегию. Ким! Аничкин находится в госпитале Министерства обороны. Покупай ему апельсины, конфеты и дуй в госпиталь, папе — коньяк, маме — цветы. Возможно, не примут. Но так надо.

Как там дальше развивались закулисные баталии, понятия не имею. Слишком юный, чтоб в одиночку рейсить по столице, я двое суток отлёживал бока в общежитии динамовской спортшколы, выходя лишь в столовку.

Разрешился конфликт, как и многие подобные в СССР, половинчато. Дисквалификацию с меня сняли, со скрипом признав — удар в пах неумышленный. По уму, победу в полуфинале следовало отдать мне из-за технического нокаута противника. Типа сам оступился и ногу сломал. Но ничего подобного. Результат боя не отменили, серебро осталось у Аничкина, первое место отдали победителю второго полуфинала за неявку соперника на итоговую схватку. Более того, даже бронзу, полагающуюся за выход в полуфинал, я в Минск не увёз — побоялись, настолько был силён гнев красноармейцев из ЦСКА. В общем, в качестве трофея забрал только жизненный опыт. Лучше он и сохранённое здоровье, чем серебряная медаль и… Пацана откровенно жаль. А винить нужно выпустивших слабоподготовленного на всесоюзный чемпионат, наверняка папа-генерал надавил, слишком уверенный в наследнике.

— Тебе Коган должен был объяснить, — поучал меня Ким, размешивая рафинад в стакане чая под стук вагонных колёс. — Кстати… «Динамо» оплатило нам только плацкарт в обе стороны и выдало тренерам мелкие суточные на себя и детей. Если эти деньги считать гонораром за выступление, мы — самые низкооплачиваемые профессионалы в мире.

Я тоже попросил чай. На вид он был тёмный, а по вкусу — вода-водой, только тёплая и сладкая. Просветили, что проводница добавляет щепотку соды в заварку, что придаёт цвет, сэкономленные излишки крадёт. И простыни в дырках, кое-как заштопанных, потому что старые она списывает, но не выбрасывает и латает, а новые несёт домой или продаёт по знакомым.

Но Ким привык к аскетизму, прожив в СССР едва ли не всю сознательную жизнь, пацанам-самбистам вообще плевать на комфорт, поездка в Москву на соревнования — настоящее приключение, тема на полгода разговоров. Жалобы на проводницу в любом случае не последовало бы.

— Что мне Коган должен был сказать, сэнсэй?