А мне позвонили. И я уже боялась отвечать на звонок. Нажала на кнопку и молчала.

– Птенец!!!

В парке Пушкина я сидела на скамейке, скромно поджав ноги. Смотрела сквозь пряди распущенных волос на молодую мамочку, которая скормила целый батон голубям на радость своему дитя.

Интересно, когда я стану супер-пупер богатой, я смогу вот так просто скормить вольным птицам целый батон? Тот, кто голодал, слишком бережно относятся к еде. Я вот до сих пор вспоминаю свой творожок и сметанку, которые выкинул Даяр.

Малыш гонял птиц и громко смеялся. А голуби отлетали недалеко и возвращались, чтобы урвать себе еды. Прямо, как я в своё время.

Отвернулась от милой картины и наткнулась на памятник Пушкину. Александр Сергеевич был чёрен и указывал пальцем прямо на меня. Палец его был отполирован, потому что все кому не лень дёргали его и загадывали желания. Я проследила за строгим жестом. Пушкин указывал мне на грудь.

Блузка была распахнута и виднелись мои «девочки», беленькие дыньки. Неприлично, но отлично.

Прости, Александр Сергеевич, но пуговицы мне вырвал Мартин. И не надо тыкать пальцем, я скоро уйду.

Прямо передо мной нарисовались чёрные брюки и шикарные чёрные туфли.

Я подняла глаза. Что-то дрогнуло во мне, заныло, заскулило, обрадовалось.

Фигуру атлетическую обтягивала серая футболка. От наколок мать с ребёнком шуганулась и, распугав голубей, тут же сбежала.

Хотя нет. Не от наколок.

Даяр не успел побриться, а в сочетании с его мрачными чернильными глазами это пугало до икоты.

– Какой вид открывается сверху, – прошептал  зверь, рассмотрев мою грудь. Подал мне руку.

– Тебя отпустили? – спросила я, поднимаясь со скамейки.

Он рывком приковал меня к себе одной рукой. Я тихо ойкнула, но не сопротивлялась.

Другой рукой муж провёл по волосам. Очень аккуратно открыв синяк.

– Об дверь ударилась, – мой голос сорвался.

Я, не выдержав его страшного жгучего взгляда, прильнула к нему и уложила голову на широкое, сильное плечо.

Закрыла глаза и расслабилась всем телом. И внутри меня вечно напряжённый стержень, готовый бороться за жизнь, стал плавиться. Ослабевал добытчик внутри, прибалдело чувство собственного достоинства. Разлагались мужицкие привычки всё делать самой. Разомлела независимая женщина.

Я медленно превращалась в птенца.

– Скучала? – он прижимал меня к себе, чуть коснулся губами пораненного виска.

– Очень, – призналась я, понимая, что такими откровениями начинаю раскрываться перед ним.

– И я скучал, – шепнул прямо в ухо.

– У тебя всё хорошо? – я закрыла глаза, чтобы насладиться теплом и спокойствием, чтобы прочувствовать это мгновение всем свои существом.

– Да, теперь всё будет хорошо, птенец.

– Ты мне расскажешь, чем ты занимаешься? Мне нужно знать, чтобы всё понять.

– И простить?

– И простить, если надо.

– Конечно, всё расскажу. Скрывать особо нечего, – он погладил меня по волосам и приласкался своей жуткой бородищей к моему лицу. – У меня два билета на выставку. Начинай меня окультуривать.

Я тихо рассмеялась и, отпрянув, заглянула ему в глаза.

Они не страшные. Они печальные! И то, что я их помню с детства, делали их родными.

– Как ты нашёл меня? На фотке увидел? И как же узнал? – я улыбнулась, медленно отпрянув. Взяла его за руку.

А глаза наши были вместе. Мы с трудом разорвали связь взглядами. Неторопливо пошли по парку.

– Твоя мать не просто ногу мне спасла. Капкан был ржавый, итак с трудом справился с заражением. Оксана сделала мне операцию. Жизнь спасла, – неспешно стал рассказывать Даяр. – Я всегда помнил это. Чтобы не случалось перед глазами ты, птенец и доброе лицо твоей матери. Мы переехали. Я влился в новую компанию, сменил имя и взял фамилию отчима. Знаешь, – он сам себе ухмыльнулся. – Многое я делал неправильно. Хотел подняться, и методы мои были не самыми мягкими. А потом приехал сюда, чтобы разыскать твою маму и отблагодарить её.

– Ты приезжал? – удивилась я.

– Да. Оксана лежала в больнице. Ей нужны были деньги на лечение, и я всё оплатил. Твоя мама сказала, чтобы я позаботился о тебе…

– Так это ты деньги ей дал?! – обрадовалась я и даже прыгнула от счастья. – Ты представляешь. Какие-то люди сказали, что это они в долг моей маме денег дали и хотели с меня содрать с процентами!

– Неужели, – прошипел Даяр и превратился в зверя. – И кто они такие?

– Я не помню, – стушевалась я под его суровым взглядом. – Вроде, «Мегазайм». Неважно.  Ты, получается, приезжал три года назад, – я поджала губу, не зная, куда деться от его внимательных чёрных глаз. – Мама умерла.