— Есть две причины, — наконец проговорила она. — Одна из них та, которая мешает графу проделать это. Другая — истинная причина, почему я не хочу выдавать их, — о ней я никогда не говорила. Ее знает только Роков и я. Странно… — и она остановилась, пристально всматриваясь в него некоторое время.

— Странно?.. — повторил он, улыбаясь.

— Я удивляюсь, почему мне хочется сказать вам то, что я не решаюсь открыть даже моему мужу. Я надеюсь, что вы поймете и посоветуете, как мне лучше поступить. Я надеюсь, что вы не осудите меня слишком строго.

— Боюсь, что я плохой судья, сударыня, — возразил Тарзан, — если бы вы совершили убийство, я, должно быть, сказал бы, что жертва должна быть вам благодарна за такой сладостный конец.

— О, милый, нет, — воскликнула она, — это не так страшно. Но дайте мне сначала сказать вам, почему граф не преследует этих двух людей; потом, если хватит мужества, я скажу вам и то, что не решаюсь вымолвить. Итак, первая причина та, что Николай Роков — мой брат. Мы русские. Николай был дурным человеком, сколько я помню его. Его исключили из русской армии, в которой он дослужился до чина капитана. Разыгрался скандал, вскоре частью забытый, и отцу удалось устроить его в министерство внутренних дел.

Николая обвиняли во многих тяжких преступлениях, но ему всегда удавалось избежать руки правосудия. В последний раз он прибег с этой целью к лжесвидетельству, которым было установлено, что его партия злоумышляет против царя, и русская полиция, которая всегда рада возложить подобное обвинение на всех и вся, приняла такое объяснение и освободила его.

— Разве его преступные покушения на вас и вашего супруга не уничтожили всякое его право на родственное снисхождение? — спросил Тарзан. — То, что вы его сестра, не помешало ему пытаться очернить вас. Вам незачем быть верной ему.

— Ах, вот тут-то и выступает вторая причина. Если трудно требовать от меня верности ему, хотя он и был мой брат, то я не могу освободиться от страха, который я питаю к нему из-за одного эпизода моей жизни, который стал ему известен.

— Я, пожалуй, скажу вам сразу, — после некоторого молчания снова заговорила она, — потому что чувствую, что рано или поздно расскажу все равно. Я выросла в пансионе при монастыре. Там я встретилась с человеком, которого приняла за джентльмена. Я ничего не знала о мужчинах и еще меньше о любви. Я забила себе взбалмошную головку, что я люблю этого человека и что необходимо как можно скорее бежать с ним, чтобы потом обвенчаться.

Я провела с ним всего три часа. Все время — днем и в общественных местах: на железнодорожных станциях и в поезде. Когда мы прибыли к месту назначения, где нас должны были обвенчать, два жандарма подошли к моему спутнику и арестовали его. Они забрали и меня, но, когда я рассказала им свою историю, они отпустили меня и с дуэньей отправили обратно в монастырь. Оказалось, что человек, увлекший меня, дезертировал из армии и скрывался вместе с тем от уголовного суда. Не было, кажется, страны в Европе, полиции которой он не был бы знаком.

Администрация монастыря замяла дело. Даже родители мои ничего не узнали. Только Николай позже как-то встретился с тем человеком и от него узнал все. Теперь он грозит мне все рассказать графу, если я не исполню его требований.

Тарзан засмеялся.

— Вы еще совсем маленькая девочка. То, что вы мне рассказали, не бросает никакой тени на вашу репутацию, и если бы душою вы не были еще ребенком, вы давно бы это поняли. Сегодня же идите расскажите все мужу, так же точно, как рассказали мне. Я твердо уверен, что он посмеется над вашими страхами и завтра же позаботится о том, чтобы ваш драгоценный братец был упрятан в тюрьму, где ему давно надлежит быть.

— Я рада была бы решиться, — отвечала она, — но я боюсь. Я слишком рано начала бояться мужчин, — сначала отца, потом Николая. Почти все мои приятельницы боятся своих мужей — почему мне быть исключением?

— Но это совсем неправильно, — женщины не должны бояться мужчин, — заявил Тарзан, озадаченный. — Я, конечно, лучше знаю нравы обитателей джунглей, и там мы видим обратное, если не считать чернокожих людей, которые, на мой взгляд, во многих отношениях стоят ниже животных. Нет, я не могу понять, почему цивилизованные женщины боятся мужчин, призванных защищать их. Меня мучила бы мысль, что какая-нибудь женщина боится меня.

— Не думаю, чтобы вас боялась какая-нибудь женщина, друг мой, — мягко сказала Ольга де Куд. — Я недавно встретилась с вами, но, как ни странно это звучит, вы единственный мужчина, которого я, как мне кажется, никогда не боялась бы, — это в особенности странно потому, что вы ведь очень сильный. Я удивлялась, как свободно вы действовали с Николаем и с Павловым той ночью, в моей каюте. Это было чудесно!

Когда Тарзан прощался с ней немного позже, он чуть-чуть удивился, почему ее рука задержалась в его руке, и почему она так настаивала, чтобы он обещал снова прийти завтра.