Краска гнева залила бледное лицо Рокова, и он угрожающе приблизился к ней.

— Мы увидим, кто из нас идиот! — прошептал он. — Вот когда я подчиню вас своей воле и когда ваше американское упрямство будет вам стоить всего, что вам дорого, даже жизни вашего ребенка, тогда вы заговорите иначе! Клянусь мощами св. Петра, я вырежу сердце мальчишки перед вашими глазами, и тогда вы узнаете, что значит оскорблять Николая Рокова!

Джэн Клейтон гадливо отвернулась от него.

— Не распространяйтесь! — сказала она. — Зачем мне знать, до каких низостей может дойти ваша мстительная натура! Все равно вы не можете подействовать на меня ни угрозами, ни низкими поступками! Мой сын не может еще ничего решать сам, но я, его мать, могу с уверенностью сказать, что если бы ему было суждено дожить до зрелого возраста, он добровольно пожертвовал бы своей жизнью за честь матери. Поэтому, как сильно я ни люблю его, я не могу купить его жизнь такой ценой.

Роков был взбешен. Он никак не ожидал, что эта женщина устоит перед такими угрозами. Что же еще могло заставить ее покориться его воле?

Правду говоря, он ее ненавидел, ни о какой «любви» и речи быть не могло! Но в его планы входило показаться в Лондоне и других столицах Европы с женой лорда Грейстока как своей любовницей. Тогда чаша мщения была бы полна.

С минуту он колебался. Но потом оглянулся и вдруг решился…

Его злобное лицо передергивалось от бешенства. Как дикий зверь прыгнул он на нее и, сжимая ей горло своими пальцами, повалил ее на койку.

В эту минуту дверь каюты с шумом отворилась. Роков вскочил и обернувшись, увидел повара. Маленькие глазки шведа выражали полнейшее бессмыслие, и он, как ни в чем не бывало, стал сервировать обед для леди Грейсток на маленьком столике каюты.

Роков с яростью накинулся на него.

— Это что такое?! — закричал он. — Как ты смел войти без предупреждения? Убирайся вон!

Повар обратил на Рокова свои водянистые глаза, бессмысленно улыбнулся и сказал:

— Я тумаю ветер скоро туть сильно. И он опять начал флегматично переставлять блюда и тарелки.

— Убирайся прочь, говорят тебе, или я выброшу тебя отсюда, болван! — закричал Роков, угрожающе придвигаясь к шведу.

Андерсен продолжал на него глядеть с ничего не выражающей идиотской улыбкой, но вдруг как бы невзначай схватился за рукоятку длинного острого ножа, висевшего сбоку. Роков внезапно остановился и замолчал.

Затем он повернулся к Джэн Клейтон и сказал:

— Я даю вам время до завтрашнего дня обдумать ваш ответ на мое предложение. Если вы будете продолжать упрямиться, то завтра днем вся пароходная команда будет отправлена на берег. На пароходе останутся только я, Павлов, ваш сын и вы… И тогда вы можете стать свидетельницей смерти вашего сына.

Он сказал это по-французски, чтобы повар не мог понять его, и быстро вышел из каюты.

Едва он скрылся, Свэн Андерсен повернулся к леди Грейсток и, хитро улыбаясь, сказал:

— Он тумать я турак! Он сама турак! Я понимать францусски.

Джэн Клейтон посмотрела на него с удивлением. Обычное бессмысленное выражение исчезло с его лица — он весь преобразился.

— Значит, вы поняли, что он сказал?

Андерсен осклабился:

— Та, я поняла!

— И вам известно все, что здесь происходило? Вы пришли меня защитить?

— Вы быль хороший ко мне, — пояснил швед, — а он обращаль со мной, как с собак. Я хочу помогать вам, леди. Я был западный берег много раз.

— Но как вы можете мне помочь, Свэн, — спросила она, — когда все эти люди против меня?

Свэн Андерсен опять принял прежний вид.

— Я тумаю, ветер скоро туть сильно!

С этими словами он повернулся и вышел из каюты.

Джэн Клейтон сомневалась в способности повара оказать ей помощь; тем не менее она была ему глубоко благодарна за то одно, что он уже сделал для нее. Сознание, что среди всех этих негодяев она имела одного несомненного доброжелателя, было для нее первым лучом надежды на избавление.

Весь этот день никто не являлся к ней, и только вечером Свэн принес ей ужин. Она пыталась втянуть его в разговор, хотела узнать что-нибудь о его планах, но он ограничился опять своим стереотипным бессмысленным пророчеством о погоде…

Казалось, им овладела его обычная тупая бестолковость.

Однако, немного погодя, когда он уходил из каюты с пустыми блюдами, он еле слышно шепнул ей:

— Не раздевайтесь и сверните ваша одеяло. Я за вами скоро приду!

Он хотел выскользнуть из каюты, но Джэн удержала его за рукав.

— Мой ребенок? — спросила она. — Где он? Я не могу уйти без него.

— Вы телайте, что я сказать! — возразил Андерсен, нахмурив брови. — Я вам хочу помогайт; не надо делайт глюпо!