с нежной улыбкой протянула руку вошедшему следом Уикхему и так весело пожелала обоим

счастья, как будто ей и в голову не приходило сомневаться в их светлом будущем.

Мистер Беннет, к которому они затем подошли, встретил их совсем не так сердечно. Лицо

его приобрело, пожалуй, еще более суровое выражение, и он почти не раскрыл рта.

Легкомысленная беспечность молодой четы в самом деле могла только еще больше его

рассердить. Элизабет пришла от нее в крайнее негодование, и даже Джейн была возмущена.

Лидия по-прежнему оставалась Лидией – бесцеремонной, нескромной, шумной, неугомонной и

бестактной. Переходя от одной сестры к другой, она каждую заставила принести ей свои

поздравления. В конце концов, когда все наконец расселись по местам, она с жадностью обвела

глазами комнату, обратила внимание на некоторые новшества в обстановке и со смехом

заметила, что с тех пор, как она в последний раз здесь находилась, прошло не такое уж короткое

время.

Уикхем тоже не испытывал ни малейшего замешательства. Всегда отличавшие его

приятные манеры, его улыбки и непринужденность, с которой он заявил о своих родственных

правах, могли бы привлечь к нему сердца всех членов семьи, если бы только он женился, как

принято, и всем собравшимся не был известен его подлинный характер. Элизабет раньше не

пришло бы в голову, до чего могла дойти его самоуверенность. И, сидя в этой комнате, она дала

себе зарок в будущем никогда не верить в существование предела бесстыдства для бесстыдного

человека. Ее то и дело бросало в краску. Краснела и Джейн. Но у тех двоих, кто заставлял их

краснеть, цвет лица совершенно не менялся.

Разговор завязался без малейшего затруднения. Новобрачная не могла вдоволь наговориться

со своей матерью. Уикхем, которому посчастливилось сидеть рядом с Элизабет, принялся

расспрашивать ее о своих прежних хартфордширских знакомых с таким беспечным видом, с

каким она была не в состоянии отвечать на его вопросы. Казалось, у этой парочки не было

ничего, что хоть сколько-нибудь могло омрачить их воспоминания. Ничто в прошлом не

вызывало сожалений. И Лидия старалась навести разговор на те самые темы, затронуть которые

ее сестры не решились бы ни за какие блага на свете.

– Подумать только, – воскликнула она, – ведь я уехала целых три месяца назад! А мне,

честное слово, чудится, что пролетело каких-нибудь две недели. Однако за это время произошла

уйма всяких событий. Боже правый, когда я уезжала отсюда, мне и в голову не могло прийти,

что я вернусь сюда замужней дамой. Впрочем, мне все же казалось, что это было бы очень

забавно.

При этих словах отец поднял на нее глаза, Джейн почувствовала себя неловко, а Элизабет

бросила на Лидию выразительный взгляд. Однако та продолжала болтать с присущей ей

способностью не видеть и не слышать ничего, что она предпочитала оставлять без внимания.

– Кстати, мама, все ли здесь знают о моем замужестве? Я ужасно боялась, что эта новость

еще недостаточно широко разнеслась. Поэтому, когда мы обгоняли шарабан Уильяма Голдинга,

я нарочно устроила так, чтобы ему все стало ясно. Я опустила стекло с его стороны и стянула

перчатку. И положила руку на раму, чтобы он увидел на ней кольцо. А потом стала ему

кланяться, улыбаться и всякое такое.

Элизабет была не в состоянии больше выносить эту болтовню. Вскочив с места, она

выбежала из комнаты и не возвращалась, пока не услышала, что все через холл перешли в

столовую. Она вошла туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лидия торжественно направилась

к месту за столом по правую руку от миссис Беннет и произнесла, обращаясь к старшей сестре:

– Ах, Джейн, мне теперь полагается занять твое место, а тебе – сесть подальше. Ведь я уже

замужем.

Трудно было ожидать, что у Лидии со временем появится хоть капля скромности, которой

она всегда была полностью лишена. Напротив, ее бесцеремонность и самодовольство возросли

еще больше. Ей не терпелось повидать миссис Филипс, Лукасов и прочих соседей и услышать,

как все они будут называть ее “миссис Уикхем”. А пока что, сразу после обеда, она побежала

похвастаться замужеством и показать обручальное кольцо двум служанкам и миссис Хилл.

– Ну, а как вам, маменька, нравится мой супруг? – спросила она, когда они снова собрались

в комнате для завтрака. – Не правда ли, это душка? Сестрицы мне, верно, ужасно завидуют. Я