– Ничего, дитя мое, ничего. Тебе просто показалось. После этого она минут пять просидела

спокойно. Но, будучи не в силах упустить такую благоприятную возможность, она вдруг

вскочила и, сказав Китти: “Пойдем, милочка, со мной, я должна тебе что-то сказать”, увела ее из

комнаты. Джейн бросила на Элизабет взгляд, говоривший, как неприятны ей эти уловки, и

умолявший сестру им не поддаваться.

Через несколько минут миссис Беннет открыла дверь со словами:

– Лиззи, дорогая, мне с тобой нужно поговорить.

– Ты знаешь, мы вполне можем их оставить вдвоем, – сказала мать, как только они

оказались за дверью. – Мы с Китти пойдем ко мне в гардеробную комнату.

Элизабет не стала спорить, но задержалась в холле до ухода оттуда матери и Китти, а потом

вернулась в гостиную.

На этот раз расчеты миссис Беннет не оправдались. С Бингли все обстояло великолепно,

если не считать того, что он еще не стал женихом Джейн. Присущие ему приветливость и

непринужденность внесли немалое оживление в их вечернюю беседу. И то, что он терпел

назойливую заботу миссис Беннет и без тени неодобрения прощал ей все бестактные замечания,

вызывало особую благодарность ее дочери.

Его почти не пришлось уговаривать остаться ужинать. И, прежде чем он покинул дом, было

условлено, – главным образом между ним и миссис Беннет, – что он приедет на следующее утро,

чтобы поохотиться с мистером Беннетом.

К концу дня Джейн больше не настаивала на том, что она не испытывает к Бингли никаких

чувств. В разговоре между сестрами его имя не упоминалось, но Элизабет легла спать со

счастливой уверенностью, что дело придет к быстрому завершению, если только мистер Дарси

не вернется из Лондона раньше назначенного срока. Говоря серьезно, она, однако, готова была

допустить, что все это происходит с его согласия.

Бингли явился точно в условленное время и, как было решено накануне, провел утро с

мистером Беннетом. Последний оказался гораздо более приятным партнером, нежели ожидал

его спутник. Бингли не был глуп и самонадеян и тем самым не давал мистеру Беннету повода

удовлетворить свою склонность к сарказму или замкнуться в презрительном молчании.

Благодаря этому он был более общителен и менее причудлив, чем во время их прежних встреч.

Разумеется, мистер Бингли вернулся с мистером Беннетом к обеду, а вечером снова была пущена

в ход изобретательность миссис Беннет, чтобы оставить его с Джейн наедине. Элизабет,

которой нужно было написать письмо, сразу после чая ушла в комнату для завтрака. Остальные

собирались играть в карты, и она считала, что при этом нет необходимости противодействовать

уловкам мамаши.

Однако, вернувшись в гостиную после того, как письмо было написано, она, к своему

изумлению, обнаружила, что в борьбе с этими уловками следовало избегать излишней

самоуверенности. Распахнув дверь, она увидела сестру и мистера Бингли стоящих перед

камином и углубленных в сосредоточенную беседу. И хотя это обстоятельство само по себе

могло и не вызвать подозрений, но выражение их лиц в момент, когда они поспешно обернулись

и отошли друг от друга, не позволяло усомниться в происшедшем. Их положение было

достаточно неловким. Но ее собственное, казалось бы, было еще более щекотливым. Никто не

сказал ни слова, и Элизабет уже намеревалась удалиться, когда Бингли, который перед этим сел

по примеру остальных на диван, вдруг вскочил и, прошептав что-то ее сестре, вышел из

комнаты.

Джейн ничего не могла скрывать от Элизабет в тех случаях, когда откровенности

сопутствовали радостные переживания. Крайне взволнованная, она бросилась к ней на шею и

призналась, что считает себя счастливейшим существом на земле.

– Этого для меня слишком много! – добавила она. – Право, слишком. Я ничего подобного не

заслужила. Почему все другие не могут быть так же счастливы?!

Поздравления ее сестры были принесены с таким жаром, искренностью и восторгом,

которые едва ли можно передать словами. Каждая ее фраза шла от самого сердца и была для

Джейн новым источником блаженства. Но Джейн не могла себе позволить долго оставаться с

Элизабет, чтобы высказать ей все, что она в эти минуты переживала.

– Нужно сейчас же подняться к маме, – воскликнула она. – Нельзя забывать ни на минуту,

как нежно она обо мне заботилась. Мне бы не хотелось, чтобы она узнала об этом от кого-то

другого. Он уже пошел к папе. Ах, Лиззи, подумать только, сколько радости мои слова принесут