племянником. И она не могла определить, какое чувство в ее душе окажется при этом сильнее:

радость ли по поводу его сватовства или досада из-за того, что он не обратился к ней самой.

Мистер Беннет между тем продолжал:

– Ты у меня большая умница. А молодые девицы вообще удивительно проницательны в

подобных делах. Но боюсь, даже твоей смекалки недостаточно, чтобы отгадать имя поклонника.

Это письмо от мистера Коллинза.

– Мистера Коллинза? Что же он мог написать?

– Самые дельные вещи, разумеется. Начинает он с поздравлений по поводу предстоящего

бракосочетания Джейн. Об этом он, по-видимому, извещен кем-нибудь из милейших

сплетничающих Лукасов. Я не стану испытывать твое терпение, перечитывая, что он говорит по

этому поводу. Тебя касаются следующие строки:

“…Выразив Вам, таким образом, искренние поздравления миссис Коллинз и мои

собственные по поводу этого радостного события, мне бы хотелось с Вашего разрешения весьма

осторожно намекнуть Вам и на другое обстоятельство, о котором мы осведомлены из того же

источника. Предполагается, что Ваша дочь Элизабет будет носить фамилию Беннет немногим

дольше, чем ее старшая сестра, и что избранный ею спутник жизни вполне обоснованно может

считаться одной из наиболее выдающихся личностей этой страны”.

– Ну-ка, Лиззи, попробуй догадаться, кто бы это мог быть?

“Этого молодого дворянина небо особенно щедро наделило всем, чего только может

пожелать смертный: благородным происхождением, богатством и властью над человеческими

судьбами. И все же, невзирая на эти его достоинства, мне бы хотелось предостеречь мою кузину

Элизабет, а также и Вас в отношении печальных последствий, связанных с излишне поспешным

ответом на его предложение, очевидная привлекательность которого могла бы заставить Вас

сразу его принять”.

– Ну как, Лиззи, ты еще не смекнула, что это за дворянин? Погоди, сейчас выяснится.

“Предостерегая Вас, я руководствуюсь следующими соображениями: у нас есть все

основания предполагать, что тетка этого дворянина, леди Кэтрин де Бёр, посмотрела бы на этот

брак крайне неодобрительно”.

– Мистер Дарси – вот это кто! Что ж, Лиззи, славно я тебя озадачил? Скажи, пожалуйста,

мог ли он с Лукасами отыскать среди наших знакомых какого-нибудь другого человека, имя

которого так явно разоблачало бы лживость их болтовни? Умудриться выбрать мистера Дарси,

которому достаточно посмотреть на любую женщину, чтобы сразу увидеть все ее недостатки, и

который, возможно, вообще ни разу на тебя не взглянул! Это великолепно!

Элизабет попыталась сделать вид, что ей тоже необычайно весело. Но она могла изобразить

на лице только весьма натянутую улыбку. Еще никогда до сих пор отец не упражнялся в

остроумии столь неприятным для нее образом.

– Ну, как, здорово это тебя насмешило?

– Да, конечно. Но читайте, пожалуйста, дальше.

– “Когда вчера вечером я упомянул ее светлости о возможности подобного брака, она

тотчас же со свойственной ей снисходительностью весьма прямо выразила свои чувства по

этому поводу, дав понять, что, ввиду некоторых неблагоприятных родственных связей моей

кузины, она ни за что бы не согласилась на этот, по ее словам, столь недостойный союз. Я счел

своим долгом как можно скорее оповестить об этом мою кузину, дабы она и ее благородный

поклонник были осведомлены о том, что их ожидает, и не спешили сочетаться браком, который

не получит должного благословения”. Ко всему этому мистер Коллинз добавляет: “Я искренне

обрадовался, узнав, что достойный сожаления поступок моей кузины Лидии удалось так

благополучно замять, и печалюсь лишь о том, что сведения об их совместной жизни до свадьбы

приобрели столь широкую огласку. Однако мне не подобает пренебрегать обязанностями,

присущими моему сану. И я не могу не выразить моего недоумения в связи с известием о

приеме, который Вы оказали молодой чете в своем доме сразу после их бракосочетания. Увы,

этот шаг был не чем иным, как поощрением порока. И если бы Лонгборн находился в моем

приходе, я не преминул бы воспрепятствовать этому весьма решительно. Вам, разумеется,

следовало простить их как христианину. Но они вовеки не должны были являться Вашему взору,

а их имена никогда не должны были тревожить Ваш слух”.

– Вот, оказывается, как он представляет себе христианское всепрощение! Остальная часть

письма посвящена делам его дорогой Шарлотты и ожидаемому им появлению юной оливковой