таким верзилой, я бы с ним меньше считался. При известных обстоятельствах и в определенных

местах он, признаюсь, заставляет себя бояться, особенно в собственном доме и когда ему нечего

делать в воскресный вечер.

Дарси улыбнулся, но Элизабет почувствовала, что в глубине души он уязвлен, и сдержала

улыбку. Мисс Бингли была возмущена нанесенным ему оскорблением и разбранила брата за его

глупую болтовню.

– Я разгадал ваш замысел, Бингли, – сказал его друг. – Вам не нравится наш спор, и вы

решили таким способом с ним покончить.

– Быть может. Споры слишком похожи на диспуты. Если вы и мисс Беннет отложите ваши

пререкания до тех пор, пока я уйду из комнаты, я буду вам премного обязан. И тогда вы сможете

говорить обо мне все, что вам вздумается.

– Ваша просьба, – сказала Элизабет, – не требует жертвы с моей стороны. А для мистера

Дарси было бы гораздо лучше, если бы ему удалось закончить письмо.

Мистер Дарси воспользовался ее советом и дописал письмо до конца.

Освободившись, он попросил мисс Бингли и Элизабет немного развлечь компанию

музыкой. Мисс Бингли устремилась к фортепьяно и, любезно предложив Элизабет выступить

первой – от чего та столь же любезно, но более искренне отказалась, – уселась за инструмент.

Миссис Хёрст пела с сестрой. И пока обе они были заняты, Элизабет, перебирая

разбросанные на инструменте ноты, невольно заметила, как часто останавливается на ней взор

мистера Дарси. Она никак не могла предположить, что этот самодовольный человек ею

любуется. Вместе с тем мысль, что он смотрит на нее, испытывая к ней неприязнь, казалась

столь же несообразной. В конце концов ей осталось объяснить его внимание тем, что среди

присутствовавших в доме людей в ней он чаще всего подмечал несоответствие своим вкусам и

взглядам. Эта догадка ничуть ее не огорчила. Он был ей настолько неприятен, что с его мнением

о себе она не собиралась считаться.

Исполнив несколько итальянских арий, мисс Бингли для разнообразия начала играть

веселую шотландскую мелодию. Почти тотчас же мистер Дарси подошел к Элизабет и сказал:

– А не желаете ли вы, мисс Беннет, воспользоваться случаем и протанцевать рил [11]?

Она улыбнулась, ничего не ответив. Удивленный ее молчанием, он повторил свой вопрос.

– Я вас прекрасно расслышала, – сказала она. – Просто я не сразу нашла ответ. Вам,

конечно, хотелось, чтобы, приняв приглашение, я дала вам желанный повод убедиться в моих

низменных вкусах. Но я всегда любила разгадывать такого рода ловушки, лишая их авторов

предвкушаемого удовольствия. Вот почему мне пришло в голову сказать, что я вообще терпеть

не могу танцевать рил. А теперь осуждайте меня, если можете!

– Поверьте, я при всех случаях не мог бы вас осудить!

Элизабет, считавшая, что ее слова должны были его задеть, была удивлена его

любезностью. Но прелестное лукавство, сквозившее в ее поведении, едва ли могло задеть кого

бы то ни было. Дарси чувствовал, что он еще никогда не был так сильно очарован никакой

другой женщиной. И ему было ясно, что, если бы у Элизабет оказались более подходящие

родичи, его сердцу угрожала бы некоторая опасность.

Мисс Бингли заметила или заподозрила достаточно, чтобы почувствовать ревность.

Поэтому ее горячая забота о скорейшем выздоровлении ее дорогой подруги Джейн соединилась

в ней с желанием поскорее отделаться от ее сестры.

Она часто пыталась настроить Дарси против Элизабет болтовней об их предполагаемом

браке и рассуждениями о том, насколько он будет счастлив с такой женой.

– Надеюсь, – сказала мисс Бингли, когда они на следующее утро прогуливались вдвоем по

обсаженным кустами дорожкам около дома, – после того как столь желанное событие

совершится, вам удастся намекнуть вашей теще, как полезно иногда держать язык за зубами. А

когда с этим вы справитесь – отучите младших сестер от привычки бегать за офицерами. И если

только мне позволено затронуть столь деликатную тему, постарайтесь избавить вашу

избранницу от чего-то такого, что граничит с высокомерием и наглостью.

– Может быть, вы посоветуете мне еще что-нибудь полезное для моего семейного счастья?

– О, разумеется! Непременно повесьте портрет дядюшки Филипса в галерее Пемберли. Где-

нибудь рядом с портретом судьи – дяди вашего отца. Они ведь представители одной и той же

профессии [12], не правда ли, хотя и разных ее сторон? Что же касается портрета вашей Элизабет,