друг другом, не переставали болтать до тех пор, пока начавшийся ужин не прервал игру,

позволив и другим дамам воспользоваться долей внимания мистера Уикхема. За столом миссис

Филипс обычно царил такой шум, что разговаривать было почти невозможно. Однако манеры

мистера Уикхема понравились всем. Что бы он ни сказал, было сказано хорошо, что бы ни

сделал, было сделано с изяществом. Элизабет уехала домой, думая только о нем. Дорогой мысли

о мистере Уикхеме и о том, что он ей рассказал, не покидали ее ни на минуту. И все же ей не

удалось даже произнести его имени, так как Лидия и мистер Коллинз болтали без умолку.

Лидия непрерывно тараторила о своих номерах во время игры в лото, о ставках, которые она

проиграла, и ставках, которые выиграла, а мистер Коллинз превозносил любезность мистера и

миссис Филипс, убеждал всех, что его совершенно не огорчил карточный проигрыш, перечислял

все поданные на стол блюда и беспрестанно осведомлялся, не очень ли он потеснил кузин в

экипаже. Круг этих тем был слишком обширен для того, чтобы он успел с ними покончить до

остановки кареты перед домом в Лонгборне.

ГЛАВА XVII

На следующий день Элизабет рассказала Джейн о своем разговоре с Уикхемом. Джейн

была удивлена и расстроена: она не могла поверить, что мистер Дарси столь недостоин дружбы

мистера Бингли. И вместе с тем ей было несвойственно сомневаться в правдивости молодого

человека с такой привлекательной внешностью, какой обладал мистер Уикхем. Одной мысли о

нанесенном ему ущербе было достаточно, чтобы вызвать ее горячие симпатии. Поэтому ей

ничего не оставалось, как попытаться оправдать обоих, приписав все, что могло бросить на них

тень, недоразумениям или ошибкам.

– Я думаю, – сказала она, – что оба они были неизвестным нам образом введены в

заблуждение. Быть может, какие-то люди, преследуя корыстные цели, создали у них друг о друге

ложное представление. Но что именно вызвало между ними разлад, в котором нам лучше не

обвинять ни того, ни другого, навсегда останется для нас тайной.

– Ты совершенно права. А теперь, дорогая Джейн, что ты скажешь в защиту тех, кто был в

этом деле замешан и преследовал корыстные цели? Не следует ли оправдать также и этих

людей? Иначе нам все же придется о ком-то плохо подумать.

– Можешь смеяться надо мной сколько угодно, но переубедить меня тебе не удастся. Лиззи,

дорогая, ты только на минуту подумай, какую тень это бросает на мистера Дарси! Так обойтись

с любимцем отца, с юношей, жизнь которого его отец обещал обеспечить. Это просто

невероятно. Ни один человек, который дорожит своей репутацией, не способен на такой

поступок. Разве самые близкие друзья могли бы в нем так обмануться? О нет, это невозможно.

– Мне гораздо легче представить себе, что в нем обманулся мистер Бингли, чем вообразить,

что рассказанная вчера история – выдумка мистера Уикхема. Он называл имена, обстоятельства,

факты без малейшей запинки. Пусть мистер Дарси попытается, если сможет, все опровергнуть.

В его рассказе каждое слово дышало правдой.

– Все это настолько неприятно и запутанно – прямо не знаешь, что и подумать.

– Прости, пожалуйста, но мне-то ясно, что об этом следует думать.

Для Джейн, однако, ясно было только одно – что мистер Бингли, если он и в самом деле

был введен в заблуждение, будет глубоко огорчен, когда ему станут известны все обстоятельства.

Этот разговор происходил на обсаженной кустарником дорожке около дома, которую

молодым девицам пришлось покинуть из-за приезда некоторых лиц, упоминавшихся в их беседе.

Мистер Бингли и его сестры явились в Лонгборн для того, чтобы лично пригласить всех на

долгожданный бал в Незерфилде, имевший состояться в ближайший вторник. Обе леди были

счастливы снова увидеть свою дорогую подругу, с которой, как им казалось, они не виделись

целую вечность. И они наперебой расспрашивали ее, чем она занималась с тех пор, как они

расстались. На других Беннетов они почти не обращали внимания, стараясь находиться

подальше от хозяйки дома, по возможности не разговаривать с Элизабет и не сказать ни единого

слова ее младшим сестрам. Вскоре они поднялись, поразив брата своей поспешностью, и сейчас

же уехали. Уходя, они так торопились, как будто им хотелось уклониться от обмена

любезностями с миссис Беннет.

Мысли о незерфилдском бале чрезвычайно занимали всех дам в семействе Беннет. Миссис

Беннет была склонна считать, что он устраивается в честь ее старшей дочери, и чувствовала себя