Миновав прихожую, в которой торжествующий мистер Коллинз обратил их внимание на

размеры помещения и изящество орнаментов, они следом за слугами прошли через холл в

комнату, в которой уже сидели ее светлость, мисс де Бёр и миссис Дженкинсон. Леди Кэтрин

снизошла до того, чтобы подняться им навстречу, и, так как Шарлотта заранее условилась с

мужем, что она сама представит гостей хозяйке дома, церемония знакомства совершилась

естественным образом, без излишних извинений и оправданий, которые не преминул бы

высказать по такому случаю мистер Коллинз.

Хотя сэр Уильям когда-то имел честь побывать даже в Сент-Джеймсе, он был сейчас

настолько подавлен окружавшим его великолепием, что мог лишь отвесить низкий поклон и

затем молча занял предложенное ему место. Его дочка, напуганная почти до бесчувствия,

уселась на самый краешек стула, не смея поднять глаза. И только Элизабет не испытывала

особого волнения и могла спокойно рассмотреть трех находившихся перед нею дам. Леди

Кэтрин оказалась высокой, полной женщиной с резкими чертами лица, которое в давние годы

могло быть красивым. Она ничем к себе не располагала, и в ее манерах не чувствовалось

желания хозяйки, чтобы ее гости забыли о своем более низком общественном положении. Она

не наводила страха молчанием, но все, что она говорила, произносилось не допускающим

возражений тоном, подчеркивавшим значительность ее особы, – именно так, как рассказывал

мистер Уикхем. И, наблюдая ее в течение всего вечера, Элизабет решила, что леди Кэтрин

вполне соответствует нарисованному им портрету.

Рассмотрев хозяйку дома, в лице и жестах которой она вскоре уловила нечто общее с

мистером Дарси, Элизабет взглянула на ее дочь и была удивлена ее худобой и тщедушием почти

в такой же степени, как Мария Лукас. Между матерью и дочерью не замечалось никакого

сходства ни в лице, ни в фигуре. Мисс де Бёр была барышней бледной и болезненной. Лицо ее,

хотя и с довольно правильными чертами, казалось невыразительным. Она почти все время

молчала, если не считать нескольких фраз, обращенных к миссис Дженкинсон, ничем не

примечательной женщине, занятой только разговором с воспитанницей и тем, чтобы получше

установить перед ее глазами защитный экран.

Гости не просидели и пяти минут, как их пригласили подойти к окну и полюбоваться

открывавшимся из него видом. Мистер Коллинз принялся при этом расхваливать его красоты, а

леди Кэтрин снисходительно пояснила, что смотреть на этот вид еще приятнее в летнее время.

Обед оказался превосходным, и, пока он продолжался, им были представлены все предметы

сервировки и вся прислуга, обещанные мистером Коллинзом. Как он и предвидел, ему, по

желанию ее светлости, пришлось занять место напротив хозяйки дома. При этом он выглядел

так, как будто удостоился высочайшей почести в мире. Он орудовал ножом, ел и восхищался

каждым подаваемым блюдом. Сначала мнение высказывал мистер Коллинз, а следом за ним –

сэр Уильям, который достаточно пришел в себя, чтобы как эхо повторять слова зятя. К

удивлению Элизабет, леди Кэтрин не только переносила все это, но даже казалась довольной их

чрезмерным восхищением и смотрела на них с самой снисходительной улыбкой, особенно в тех

случаях, когда поданное блюдо оказывалось для них совершенно незнакомым. Никакой беседы

за столом так и не завязалось. Элизабет была готова поддержать разговор, но она сидела между

Шарлоттой и мисс де Бёр. Первая была целиком занята тем, что прислушивалась к словам

хозяйки, а вторая ни разу на протяжении обеда не обратилась к Элизабет. Внимание миссис

Дженкинсон было полностью поглощено тем, чтобы ее подопечная больше ела, уговорами

попробовать еще одно блюдо и расспросами о ее самочувствии. Мария не могла произнести ни

слова, а джентльмены все время ели и восторгались.

Когда дамы вернулись в гостиную, Элизабет не оставалось ничего другого, как выслушивать

рассуждения леди Кэтрин, продолжавшиеся без перерыва до тех пор, пока не подали кофе.

Хозяйка дома высказывала мнения с такой уверенностью, которая свидетельствовала о том, что

она не привыкла к возражениям. Она подробнейшим и самым нескромным образом

расспрашивала Шарлотту о ее домашних делах, давала ей всевозможные советы, объясняла, как

следует вести ее маленькое хозяйство, и наставляла ее в отношении ухода за птицей и коровами.