А так она оказалась в неведомом бункере, в котором имелась масса тюремных камер и в которых, не исключено, она была далеко не первой гостьей-жертвой.

Но от нее зависело, станет ли она жертвой последней.

– Это он вам запрещает? – произнесла Юлия, чувствуя внезапную жалость к Квазимодо. По сути, ее тюремщик был тоже жертвой – человек больной, явно с отклонениями в психическом развитии, стал невольным соучастником и орудием в руках кого-то гораздо более изощренного и безжалостного.

Того, который и оборудовал всю эту подземную темницу.

Ведь, если подумать, идея была гениальная: вместо равного себе напарника взять в услужение человека ущербного, явно с крайне низким уровнем интеллектуального развития, превратить его в своего раба и тюремщика в эксклюзивной тюрьме, в которой размещались жертвы, похищенные им (или, впрочем, его прочими соглядатаями). Жертвы, с которыми он мог творить все, что угодно.

Да, все, что угодно.

От этой кошмарной мысли Юлия вздрогнула – реальность была намного ужаснее и безнадежнее, чем сценарий любого, даже самого крутого, фильма.

Квазимодо засопел и облизнул свои все еще вымазанные в варенье пальцы. Юлия, взглянув на приготовленный для нее бутерброд (и вспомнив, что, намазывая его, Квазимодо уже совал себе пальцы в рот), произнесла:

– Хотите мой бутерброд? Он ведь такой вкусный, а вы ведь наверняка такой голодный…

Тюремщик, сглотнув, уставился на поднос, а затем сипло спросил:

– Ты точно не хочешь?

– Нет, благодарю, я, кажется, на диете… – ответила Юлия, что с учетом ситуации звучало не просто иронично, а издевательски, однако Квазимодо, явно не осознавая всех тонкостей и подтекстов, нагнулся, схватил бутерброд и запихал его себе в огромный рот.

Жуя, он закатывал глаза и чавкал, как будто поглощал редкостный деликатес. Впрочем, не исключено, что для него бутерброд из дешевого маргарина и джема в самом деле был редкостным деликатесом. Юлия подумала, что этот самый он вряд ли относился к своему рабу и тюремщику хорошо.

Но если так, то к тем, кто был заперт в камерах, он наверняка относился намного хуже.

Намного.

– Вкусно? – спросила женщина, дождавшись, пока Квазимодо не прожует и не проглотит. Тот кивнул, затем вдруг закашлялся, глаза у него полезли из орбит – несчастный подавился!

Юлия быстро встала на ноги. Самое время бежать прочь, туда, в сторону кухни, чтобы покинуть этот ужасный подвал, чтобы оказаться на свободе…

Она была уже около двери, ее руки теребили торчавшую в замке связку ключей – ее требовалось прихватить в любом случае. А Квазимодо, синея и воздев к горлу руки, корчился в диких спазмах.

Бросив ключи, Юлия подскочила к нему и с силой стала стучать по его спине, точнее, по горбу. Как и у его литературного прообраза, у ее тюремщика, которого она окрестила Квазимодо, имелся самый настоящий горб.

Квазимодо все еще натужно кхекал, тогда Юлия обхватила со спины его необъятную грудь руками и надавила что было силы…

В голове вспыхнула сцена: она растерянно смотрит на то, как маленький мальчик, подавившийся куском зеленого яблока, синеет у нее на глазах. Ребенок теряет сознание. Юлия не сомневается в том, что он умрет. И что ему уже никто не сможет помочь…

– Уффф! – выдохнул Квазимодо после того, как она резко сжала его грудь. И Юлия поняла, что только что спасла ему жизнь. И, похоже, сцена, так похожая на ту, которая отложилась у нее в памяти и которая вдруг снова откатила в небытие, на этот раз имела иную, счастливую, развязку.

Хотя…

Смотря на кашлявшего и стучавшего себя по груди Квазимодо, которому, однако, уже ничего не угрожало, Юлия с тоской взглянула на тот конец коридора, в котором находилась кухня. И решетка, за которой – в этом она не сомневалась – выход.

Она упустила крайне подходящий момент. Упустила, чтобы спасти жизнь своему тюремщику. Что может быть глупее и невероятнее!

– С вами все в порядке? – спросила она, думая, что если броситься сейчас в сторону кухни, то, вероятно, у нее будет шанс, пусть и небольшой, Квазимодо не настигнет ее.

– Уффф! Ты мне жизнь спасла! – раздался его восхищенный голос. – А то я думал, что помру!

Юлия подала ему бутылку воды, предназначавшуюся вообще-то ей самой, и велела:

– Выпейте. Ну, давайте, чего ждете!

Квазимодо, взяв бутылку в косматую лапу, пробормотал что-то невразумительное.

– Вам требуется жидкость. Чего вы ждете?

Но тюремщик не стал пить – и вдруг Юлия заметила, что крышка у бутылки была уже откручена. И поняла: наверняка туда было что-то добавлено! Какая-то гадость, которую ей надлежало принять, утоляя жажду. Есть она могла и отказаться, а вот без воды долго бы не протянула. И так тюремщик и тот, кому он подчинялся, сумели бы накачать ее, к примеру, наркотиками или кое чем похуже.

Только вот что было хуже наркотиков?