Он подошел к Рите и встал так, чтоб закрыть и дверь, и Олесю на полу. Рита отступила к стенке, под ногами хрустели стекла и валялся какой-то темный небольшой комочек, тяжелый, судя по виду, а рядом еще один такой же.

— Вы сегодня ничего не заработали, Марго, — Шалаев смотрел ей в глаза. — Плохой день, одни убытки.

Из салона Рита вышла за полночь. Думала, что полиция все опечатает, закроет, но те только забрали убитых, осмотрели салон и все рядом и уехали. Шла одна и не смотрела, есть сегодня сопровождение или нет — было безразлично. Представила вдруг, что кто-то вон в той машине, или в той, что как раз притормозила рядом, достает пистолет, опускает стекло, целится. И ничего не почувствовала, кроме холода, и только сейчас смогла разжать как судорогой сведенные челюсти. И поняла, что пришла домой, а не в отель, ноги сами принесли в разгромленную квартиру. Чуда не произошло, никто не навел тут порядок, и Рита начала собирать вещи. Складывала каждую, убирала, следила, чтобы все оказалось на своих местах, лежало ровно и аккуратно — ничего важнее на свете не было сейчас. И едва не потеряла сознание от резкого звука, когда зазвонил телефон, — перед глазами потемнело, зеркало подозрительно выгнулось. Рита ухватилась за открытую дверцу шкафа, постояла так, приходя в себя, и достала из сумки мобильник. Звонил Черников, пятый или шестой раз — она не стала считать пропущенные от него звонки.

— Я тебя потерял, — сказал Черников, — что случилось?

— Я дома, — Рита села на тумбочку в коридоре и закрыла глаза. И увидела не во сне — наяву простреленную дверь, дырки в стене, осколки под ногами. Открыла глаза — все в порядке, вернее, почти, осталось только прибраться в кухне и ванной.

— Я приеду?

Рита выключила свет и смотрела в темноту. Так было легче, видения исчезли, остались только тени, быстрые и резкие, Рита не успевала за ними.

— Сегодня в салоне убили решалу и одну из моих девушек, — сказала Рита. — Прострелили входную дверь, в стене теперь три дырки. Стреляли из винтореза…

— Кто это сказал? — перебил ее Черников.

— Бандит, мент, чиновник, — Рита говорила все громче, почти кричала, — не знаю, кто он.

— Не то и не другое, — Черников будто не слышал ее, — скорее третье, но это неточно. Рита…

— Помоги мне! — выкрикнула Рита. — Помоги, пожалуйста! Я не могу больше! Я хочу уехать, я ненавижу этот город! Давай поделим те деньги, бери половину, там хватит на всю жизнь!

Телефон ерзал по щеке, руки стали мокрые, слезы прорвались наконец, и сил больше не осталось. Рита упала на колени и рыдала в трубку.

— Помоги, пожалуйста, сделай что-нибудь, я не могу больше! Я хоть сейчас привезу тебе деньги!

Она и правда была готова бежать в развалины за сумкой, наплевав на ночь, холод и слежку, и убила бы любого, кто попробует ей помешать, будь он кем угодно.

— Пожалуйста, я все для тебя сделаю, все, что хочешь!

— Ложись спать, завтра поговорим.

Утром с неба лило так, что очень хотелось вызвать такси, чтобы ехать на работу. А перед этим неплохо бы сделать мейк — Рита долго рассматривала себя в зеркале. Бледная до синевы, запавшие глаза, взгляд как у безумной — очень хотелось разбить зеркало, чтобы это чудовищное отражение ушло и никогда не возвращалось. Уснуть она так и не смогла, пролежала до шести утра, потом слонялась по квартире, снова наводила порядок, а потом долго стояла перед зеркалом. Оделась в обычный офисный костюм и обнаружила, что юбка чудом держится, буквально цепляется за кости. В другой раз обрадовалась бы, а сейчас было все равно. Такси вызывать не стала, дошла по лужам и каше из мокрого снега до банка, поднялась в свой кабинет. Еще из коридора слышались возбужденные голоса, а в предбаннике стало уже очень хорошо слышно.

— Из опеки две тетки приходили, — со слезами в голосе говорила Анька, — все проверили, все шкафы открыли и даже в холодильник залезли. Спрашивают, где йогурты? Я им — какие йогурты? А они мне — вы детей плохо кормите, раз йогуртов нет, должны быть обязательно. Йогурты и бананы, так положено. Я говорю, что куплю с зарплаты, а они мне — покажите документы на квартиру…

— Сволочи какие, — искренне возмутилась Юлька, — какое их дело чья! Может, ты снимаешь и мужик за тебя платит!

— Показала? — поинтересовалась Ирка.

Анька высморкалась, зашуршала чем-то.

— Я им говорю, что квартира бабкина, что у меня тут доля и я имею право тут жить. Они мне — вы живите где хотите, а детям положены отдельные комнаты. У вас комнат всего две и дети разнополые, значит, нет условий и я не выполняю обязанности по их воспитанию! И если своих комнат у них не будет, то моих деток в детдом заберут! По суду!