Не о том думаю. Сейчас главное — легализоваться, или, вернее, натурализоваться. Удачно, что будет новая школа, и новое место жительства тоже мне в кассу, остаются родители, а это самое сложное. Многие изменения в поведении можно, конечно, списать на переходный возраст, но не все… Тут засада, маму и так уже шокировал.

 

Какая-то мысль свербела на краю сознания, я расслабился, давая ей сформироваться. Ага, полис-то был московский! Значит, мы живём в Москве? Нифига себе, прошлый-я точно тут не жил, значит, остатки памяти тут будут бесполезны. И это — засада номер два.

 

Устал я что-то от этих размышлений, как бы не потерять бдительность. Я провалился в сон.

 

***

 

Поскольку на следующий день мама вышла на работу, я потихоньку облазил всю квартиру, оказавшуюся трехкомнатной, изучал что где лежит, и вообще, чем богаты.

 

Было очень интересно — с одной стороны, как будто ходишь по музею, а с другой — будто воруешь чужую жизнь. Мысли про чужую жизнь я задвигал подальше, наоборот, стараясь проникнуться, что всё вокруг моё родное. Квартира была просто роскошная, несмотря на простенький ремонт — высокие потолки, огромные комнаты, и вообще, жили мы очень неплохо для этих времён. Видно, деньги в семье водились — в гостиной, например, был мягкий гарнитур с журнальным столиком, стенка, шторы с ламбрекенами, телевизор неизвестной мне марки «Голдстар» с видиком, а также множество растений в горшках. Растения меня заинтересовали, но при ближайшем рассмотрении оказались неинтересными — щучьи хвосты, бегонии и алоэ.

 

Ещё в гостиной стояла куча картонных коробок и тканевых мешков, видимо, те самые неразобранные после переезда вещи, о которых упоминала мама.

 

Я полистал фотоальбомы, найденные в стенке, там же нашлись разные документы, из которых я узнал, что моих родителей зовут Александр Павлович и Ирина Васильевна. Жили мы действительно в Москве, на улице Скаковая, и это было довольно круто. Наткнувшись в книжном шкафу на карту Москвы, я изучил близлежащие улицы и взял на заметку, что нужно зазубрить схему метрополитена. Жаль, документов на квартиру в стенке оказалось, очень интересно знать, принадлежит ли какая-то доля лично мне.

 

Потом я перекусил на кухне чаем с бутербродами, попутно изучил содержимое шкафчиков — где кастрюли, где что. На кухне ещё обнаружилась встроенная кладовка, забитая припасами — мыло, серая туалетная бумага, спички, соль, макароны… Я озабоченно стал копаться, мне почему-то показалось важным найти гречку. Нашёл, облегчённо вздохнул, и невесело посмеялся — привычка делать запасы, видимо, уже укоренилась на генном уровне. Кто знает, что пришлось пережить этой семье, прежде чем прийти к нынешнему благополучию?

 

Я уже собирался перейти в спальню родителей для продолжения изысканий, но вдруг раздался звонок в дверь. Я вздрогнул от неожиданности. У мамы ключи, отец, она говорила, должен вернуться только в субботу. В домофон, а он тут был, не звонили. Соседи? Я снял тапки и босиком прокрался в прихожую по холодному линолеуму. Не зажигая света, осторожно заглянул в глазок. Звонок повторился.

 

За дверью стояла какая-то бабка. Видимо, действительно соседка, можно не открывать. Я вернулся к тапкам, а то ноги уже серьёзно замёрзли. И вдруг разозлился на себя — крадусь тут, звонков шугаюсь! Я у себя дома или где? Решительно топая, я вернулся к двери, крикнув:

 

— Кто там?

 

Из-за двери послышался приглушенный голос:

 

— Ванечка, это Эмма Карповна!

 

Какая любезная бабка, теперь не надо выяснять, как её зовут. Я открыл дверь.

 

— Добрый день, Эмма Карповна.

 

— Здравствуй, Ванечка! А мама дома?

 

— Нет, её нет, зайдите вечером, — я постарался, чтобы звучало как можно вежливей, и собрался захлопнуть дверь.

 

— Ой, а я думала, она мне парочку яиц одолжит, — бабка была настроена на беседу.

 

Я пожал плечами и, извиняющиеся улыбнувшись, захлопнул дверь. Кажется, Эмма Карповна возмущённо ахнула.

 

Не, а чего? Надо яиц — сходи в магазин. Она ещё потопталась на площадке — я подглядывал в глазок — и наконец, скрылась в квартире напротив.

 

А я вдруг почувствовал страшную усталость, и решил полежать. Так и проспал до маминого прихода.

 

Проснулся, когда уже по квартире плыли аппетитные запахи жареной картошки, зашёл умыться и вышел на кухню. Как и ожидалось, мама была там.

 

— Как ты себя чувствуешь? — первым делом спросила она.

 

— Лучше, чем вчера, — осторожно ответил я.

 

— Хорошо, — с облегчением кивнула она, и тут же нахмурилась. — Меня подкараулила Эмма Карповна, говорит, ты ей нахамил.

 

Вот ведь карга старая. Я изумлённо поднял брови:

 

— Вовсе нет, я только сказал, что ты будешь вечером. Если она сочла это хамством, то у неё с головой проблемы.

 

— Ваня! — укоризненно воскликнула мама, и принялась докапываться дальше. — А яйца?