Я и так варюсь в дерьме репутации и славы. Так почему бы не пойти по этому пути и не дожать, чтобы популярность работала на меня, а не против, как сейчас?

 

Это ведь… такой отличный шанс! И если в одиночном я могу проиграть, то вот парные…

 

«Ты ведь понимаешь, о чём я сейчас думаю?», — закивал Момотаро.

 

«Понимаю», — закивал я.

 

«Ты тоже хочешь уйти домой, потому что на клапан давит?», — закивал он.

 

«Мы больше не дружим», — закивал я.

 

Да, здесь всё очевидно. Здесь всё понятно. Мы — сильнейшие в этой шаражке, и мы — будем участвовать.

 

— Итак, поднимите руку, кто хочет записаться?

 

Мы с Момотаро медленно подняли руки.

 

— Ах и да. Допускаются все, кроме Константина Росса — он только после личного согласования с директором или его заместителем Теодором.

 

— Да ты ч….

 

«МЛЯЯЯЯЯЯ»

 

---------------------------

 

Не ежеглавная рубрика “Новиков путеводительный"

 

«Сейчас бы в 2к122 флеймить с дединсайд пориджей».

 

2к122 — две тысячи сто двадцать второй. Имелось в виду год.

 

Флеймить — срач ради срача. Порой просто очень беситься.

 

Дединсайд — человек, считающий себя «мертвым внутри». Зачастую с наигранной депрессией, потому что мама дневник заставляет заполнять и каша с комочками.

 

Пориджи — люди, которые терпеть не могут овсяную кашу с, к примеру, вареньем, но обожают поридж с джемом.

 

Поридж с джемом — овсяная каша с вареньем.

 

 

 

 

 

Глава 6

 

 

 

 

Лишь стоило выяснить, что меня снова пытаются поиметь, как через час я был у поместья Элерс.

 

Оставался вопрос кто именно, но если подумать, то очевидно.

 

Отец. Блядский отец!

 

Он не хотел моего поступления, и он сейчас за главного. Не думаю, что Людвигу, патриарху рода Элерс, сейчас вообще есть дело до опездала из школы. И потому…

 

Кто если не драный папаша вставляет мне палки в колёса?!

 

Как же… сука, раздражает! Почему я вообще должен ехать в другой конец города, чтобы… что вообще? На коленях просить разрешение? С какого перепугу мне вообще запретили участвовать в турнире?!

 

Почему я вечно должен ломать голову как бы делать то, что хочется?!

 

— К Теодору, — сказал я человеку, стоящему на воротах.

 

Он посмотрел, достал рацию и рассказал о моём визите.

 

— Ждите. У Теодора важная встреча, — ответил мужик в чёрном костюме.

 

Лето уже кончилось. Становилось прохладно, пасмурно, а сегодня было ещё и ветрено.

 

И эти суки заставляют меня ждать снаружи в такую погоду?!

 

— Я хочу ждать внутри.

 

— Приказа вас пропустить не посту…

 

— Я вам что, собака?! Грёбанный пёс, которому можно что-то запретить и выгнать в будку, а?!

 

— Прошу, следите за…

 

Я отошёл, пнул опадающую листву, чтобы создать шум и:

 

— Ко мне, — рация вырывается из руки охранника и влетает в мою, — Замри.

 

Мужик делает шаг и, словно почувствовав разряд парализующей боли, кривится и застывает на месте.

 

— Ало, гнида на рации. Вдолбите этому дебилоиду одну простую вещь: «Если хозяин не сказал пропускать гостей, это не значит, что их не надо пропускать!», — проорал я.

 

Охранник уже выбрался из-под действия приказа. Быстро. Очень быстро. Неужели уровень мага влияет на терпимость к приказам?

 

— Приветствую Константин, — ответил Лютер, — Да, ты можешь пройти. Охранник новенький.

 

— И невероятно, сука, тупой, — ответил я и, бросив рацию мужику, молча прошёл через открывающиеся ворота.

 

Свобода — величайший дар. И когда её пытаются отобрать…

 

Это ранит мою гордыню сильнее, чем что-либо.

 

«Да как вы, мусор, вообще смеете держать меня на поводке?! Я, по-вашему, какая-то вшивая дворняга?!»

 

Я прошёл поляну, зашёл в особняк и встретил на входе дворецкого.

 

— Где Теодор?

 

— У него важная встре…

 

— Отвечай.

 

— Второй этаж. Тот же кабинет, где вы общались в прошлый раз.

 

Я не забыл кивнуть в благодарность и поднялся по каменной лестнице в коридоры второго этажа. Прохожу, вспоминаю ту дверь и без стука захожу.

 

За столом сидел отец во всё том же костюме-тройке без пиджака. Перед ним — Антон Громов и его мать.

 

Антон — в школьной форме с золотым обрамлением. Студсовет, значит.

 

Его мать — в белом атласном платье. Золотистые волосы собраны в косу.

 

— Извините, ждать не захотел. На улице холодно, знаете, — я упал на диван и сложил ногу на ногу, — Но вы продолжайте.

 

Отец вздохнул. Громова сохранила то же выражение лица, а вот глаза Антоши задёргались.