Я не Ферро, рабов держать не хочу. А вот приходящие работницы — это было б кстати. Но чем платить?

— Если одному человеку платить пару серебряных в месяц, — размышляла я, — то это надо двадцать четыре в год? Хотя хватит и шестнадцати. Зимой-то ранней весной они работать на меня не будут. Но и эти шестнадцать надо где-то взять. А где?

— Будем продавать овощи! — сказала Анника. — Жаль только, много кривых огурцов. Мы столько не съедим. А продать не сможем. Госпожа Ферро приучила людей покупать только самые красивые…

— Сможем! — возразила я.

— Как это?

— Сколько стоят огурцы Ферро?

— Пятачок за мерку.

— А мы кривые продадим за три медяка. Дешевле.

На лице Анники отобразилось смятение.

— Но мы же потеряем в деньгах, — сказала она, наконец.

— Ну так и что же? — удивилась я. — Или мы немного потеряем, или потеряем все, если их выкинем.

— Мадам Ферро не теряла, — напомнила мне Анника. В вопросах бизнеса Ферро была для Анники непоколебимым авторитетом.

— Мадам Ферро накладывала на тебя штрафы, — ответила я. — По сути, она тебе же эти кривые огурцы и продавала, по цене хороших. Поэтому всегда была в плюсе.

— А-а-а! — протянула Анника. И покраснела. По всему выходит, что Ферро ее просто обманывала напропалую, пользовалась ею. И это было очень неприятно осознавать.

— Ну вот. А нам эти огурцы некому впаривать, работников-то у нас нет. Так что мы будем их продавать дешевле. Люли победнее, думаю, будут их брать. А если бизнес пойдет, то знаешь что?

Я поманила Аннику пальцем и шепнула ей на ушко:

— Будем по грошу брать их у рабочих Ферро. А продавать по три.

— Ах! — вскричала Анника, потрясенная.

— Думаю, и со всеми овощами такое можно провернуть. Продавать просто дешевле. Хорошие овощи — наравне с Ферро, а немного кривые, с изъянами — подешевле.

— Это получится, что работники Ферро на нас будут работать! — закричала Анника.

Надо же, как быстро сообразила.

— Да, — подтвердила я. — Если все выйдет.

— И тут уж нам понадобится работник с повозкой. Это, конечно, станет нам дороже, но без повозки не обойтись! Надо будет поговорить потом с плотником. Может, он кого посоветует нанять? Может, кто-то из его знакомых ищет работу?

— Ах, — вздохнула я. — Мечты, мечты… это, конечно, хороший план. Но прежде всего нам бы найти денег на то, чтоб платить работникам жалование.

***

Пока мы строили радужные планы, плотник сколачивал птичник, а гуси купались в прудике Анники за старой липой, беда пришла откуда не ждали.

Петух воспылал страстью к Петровичу.

И, главное, как он успел освоиться так быстро?!

Еще час назад оглядывался испуганно, драпал со всех ног, стоило к нему приблизиться. А тут на тебе…

Я услышала крик и драку, когда дошивала себе новую рубашку.

Притом вопль был такой, будто Петровича переехала телега, груженая кирпичами.

Не чуя под собой ног, я кинулась вон из дома, спасать нечастного!

И очень, очень вовремя.

Петровича я нашла у остатков навозной кучи.

Мы ее почти всю перетаскали на огород, осталось совсем немного.

И Петрович, улучив момент, беспечно полез там искать червяков.

Он квохтал и самозабвенно разгребал навоз лапами, выбирал зазевавшихся личинок и мечтал, наверное, о целом ведре еды.

Гусята его вместе с новенькими утятами плавали в прудике, рвали мокрец под оградой и под окнами дома. И потому не видели, как беспечного Петровича взалкал хищный подлый петух.

Петух оставил наседку с цыплятами под крыльцом и подкрался к хлопочущему Петровичу.

Тот, довольный жизнью, кажется, даже напевал нечто модное, позитивное.

И в целом был абсолютно счастлив — как только может быть счастлива курица.

Тут-то петух на него и накинулся!

Он вскочил Петровичу на спину и ухватил клювом за затылок так, что у несчастного глаза скатились к ушам.

— Ска-а-альп! —проорал Петрович, выплюнув очень жирного и соблазнительного червяка. — С меня снимают скальп, помогите!

Но в следующий миг до него дошло, что потеря скальпа — это самое малое зло, что может с ним произойти. Петух покушался на честь курицы-Петровича.

И Петрович, превозмогая муки, восстал и забрыкался, как хорошая лошадь, скидывая с себя похотливого пернатого сластолюбца.

— Извращенец! Животное! Безмозглый самец! — орал Петрович, в драке отстаивая свою честь.

Таким я его и застала.

Он, загнанный в угол, стоял у кучи навоза, широко расставив полулысые лапы, склонив голову, как боксер, тяжело дыша.

В его глазах читалась ярость и лозунг: «Врешь, не возьмешь!»

Ему только гранаты в руках не хватало.

То есть, в крыльях.

Петух, получив яростный отпор, влюбился в Петровича еще больше.

В его Богатой практике не было еще настолько строптивых кур. Потому для петуха покорить Петровича было делом чести.

И он налетал на несчастную жертву своей страсти с кудахтаньем, и с воплями отлетал обратно, получив жестокий отпор.