Металась она, а визжала во все горло я. Потому что мне казалось, что перед лошадиной мордой с космической скоростью мелькают не только люди, но и улицы, пейзажи, другие повозки.

— Па-аберегись! — иерихонской трубой выла я, когда нас занесло на повороте, и я почувствовала, как правые колеса отрываются от земли и зависают в воздухе.

Но уже через миг повозка вернулась на все четыре колеса, выбив тучу искр о мостовую, и Мидоуз, закусив удила, вырвалась за городские ворота, на дорогу.

— Почти разогнались! — радостно проорал Макс, обернувшись через плечо. — Сейчас дорога будет ровнее и посвободнее, еще быстрее пойдем!

Еще быстрее?!

Да мы итак идем на рекорд!

Кубок точно будет наш!

Только кубок чего?

Кубок Кучи Костей? Кубок Пробитого Черепа?

Кубок Потерянной Головы?! Кубок Мешок Кишок?

Но вместо всех этих язвительных и остроумных колкостей я сказала только одно.

— А-а-а-а!!!

Кажется, мой рот физически не мог больше сложиться ни в какую иную позицию, чтоб произвести какой-нибудь другой звук.

Боже, неужели я навсегда останусь с раскрытым до ушей ртом?

Кажется, мои щеки были как сачок.

Я наловила ими во время ора кучу мошкары и бабочек.

Тоже мне, мечта энтомолога…

Мы не оБогнали Ферро, я бы ее заметила. А по дороге нам ее повозка не встретилась.

Но поспели мы вовремя. Ее карета стояла тут, неподалеку. Видно, Ферро прибыла только что.

И еще не успела натворить дел.

Взмыленная Мидоуз экстремально затормозила у нашей ограды, даже присев на задние ноги и фыркая.

Я с облегчением выдохнула.

— Ну, как?! — весело поинтересовался Макс, снова обернувшись ко мне. — Я же говорил, что поспеем!

— А-а-а, — слабо простонала я, стараясь захлопнуть свой раздутый ветром сачок.

Пофиг на набившихся в рот козявок, потом выплюну. Или переварю.

— Мидоуз может и еще быстрее!

— Не надо… быстрее! — пробормотала я, еле живая, кое-как разжимая ладони. Казалось, с веревочными петлями мои руки почти срослись. Так крепко я их сжимала. — Давай… позаботься о свое лошади… покорми, напои ее… Чего там надо…

Я мешком свалилась из повозки в траву и почесала растрепанные волосы.

Перевела дух, готовясь к сражению.

И тут со двора раздались крики, звуки драки, грубые мужские голоса и смачное «шмяк!», словно кого-то огрели доской.

— Чтоб тебя! — проорала я.

И, забыв обо всякой осторожности, рванула на огород.

Первым госпожу Ферро заметил Петрович.

Потому что Ферро пыталась остаться незаметной для глаз хлопочущей по хозяйству Анники и плотника, возводящего мансарду для Петровича.

А вот на курицу, сидящую на заборе и греющую на солнышке лысую спинку, мадам Ферро внимания не обратила.

А зря.

Петрович же был не дурак.

Он сразу понял, что эта широкополая красотка тут появилась не просто так.

И когда Ферро, таясь, двинула к дому, Петрович четко осознал: она идет за золотом.

За его, Петровича, золотом!

Кто знает, что Ферро хотела найти в домике. Может, правда хотела стащить золото, вырученное за яйца Петровича. Может, хотела найти камни или металлические болванки и золотую краску.

А может, рассчитывала найти золотые яйца, магические слитки, и стащить их.

Но, так или иначе, а она имела твердое намерение обыскать дом и что-нибудь украсть.

Допустить этого было нельзя!

Спрыгнув с забора, Петрович понесся за ней во весь дух. С той скоростью, какую ему позволяли развить его куриные лапы.

Но Ферро была слишком близка к цели.

— Стой! — проорал Петрович грубым мужским голосом, задыхаясь от быстрого бега. — Курва!.. Куда пошла, говорю! Стой!

Ферро не ожидала, что ее обнаружат так быстро.

От неожиданности она аж присела. А потом заметалась, ну, не хуже курицы, путающейся у нее под ногами.

Петрович шарахнулся от нее в картофельную ботву. Ему совсем не хотелось, чтоб его затоптали.

Но защищать хозяйское добро он не перестал.

— Стой, кому говорю! — проорал он. — Окружай ее, мужики! Слева заходи, слева!

Слева от мечущейся Ферро возник потрясенный плотник.

В руках он крепко держал доску.

Грубый голос, командующий наступлением, он приписал Аннике.

И был здорово потрясен не только низким басом, но и стальным напором, что в этом непривычно-грубом детском голосе слышался.

— Воровка! — не унимался Петрович. — Ну, что столбом стоишь, дуралей?! Бей ее! Она что-нибудь утащит, а спросят с тебя!

Плотник ахнул и побледнел.

Такая перспектива ему совсем не нравилась.

А потому он решительно размахнулся и врезал Ферро доской плашмя по макушке.

Прибив ее шикарную шляпу и превратив ее в плоский блин.

— Да как вы смеете! — взвизгнула Ферро и повалилась в ботву.

Тут и я подоспела.