Забавно, уже второй этаж я встречаюсь с гейм-дизайнерами. Сначала Ингвар Искусник, теперь таинственный Веларий, вернее, его наследие. То ли повезло, то ли система специально выбирает этажи, чтобы показать, какие возможности созидания есть в Башне Богов.

Каждая из друд, сожрав мясо, подлетела ко мне и легонько клюнула в бок, в руку, в бедро, куда дотянулись. Пара бесцеремонно клюкнули в задницу и гортанно смеялись, вот прохвостки. Все вокруг веселились, лишь матриарх, старуха с седыми кончиками перьев, торжественно подвела меня к дереву-короне, которое и было местным Алтарём мобов. На коре был грубо вырезан символ странного гуманоида с круглой лысой головой и небольшими ветвистыми рожками, но более интересны были его глаза в форме гексагонов. Кто это, местный божок, которому поклоняются друды? А может, сам Веларий? Не в его ли честь местные лесные гарпии носят короны с рогами из веточек? Матриарх активировала древо, проведя кончиками крыльев по стволу. По извилистой коре потекли бледные струйки энергии, вся крона из плетёных веток заблестела, и я получил полный доступ к управлению алтарём. Отлично.

Всё это заняло минут семь, и оставшиеся три я слушал пение друд и мельком видел их полётные и подпрыгивающие танцы, но главным образом изучал юниты, которых они могли предоставить. Восемь разновидностей, от простой и дешёвой налётчицы до плетёной фурии или ядовины, гадящей сверху на врагов (не шутка).

Впечатляли два топовых юнита. Друды стального града с металлизацией отточенных перьев, которые получили высокую бронебойность и могли окатить землеходов убийственным дождём из клинков. И матриархи-древесницы, самый дорогой юнит: седые маги на бреющем полёте, они владели магией виталиса и ордиса и могли, например, заполонить любое пространство густым терновым лесом, каждая ветка, лоза и шип которого будут послушны их воле. Друды ведь были не чисто птицами, а где-то посередине между птицами и приматами — и в густой переплетённой чаще перемещались крайне быстро и ловко.

Удовлетворённо покачав головой, я помахал своими недокрыльями на прощание и почувствовал, как сила обратного телепорта выдёргивает из леса и перебрасывает… на широкий и плоский камень посреди густо, но низко заросшей тундры.

На ковре из кудрявых бледно-зелёных лишайников рассыпались поросли красных трав и низкие тёмно-жёлтые кусты. Пейзаж украшало множество торчащих из-под земли камней и валунов, покрытых мхом, а ещё тёмные пятна приземистых разлапистых туй, жмущихся к земле. Воздух приятно освежал, от земли шёл умеренный холод, да и пахло совсем по-другому — явно тундра, но в разгар лета.

Три камня необычной формы возвышались передо мной, как три зуба. А в их тени сжались — не чтобы спрятаться, а чтобы внезапно атаковать, — невысокие, худые и жилистые существа с длинными руками. Без одежды, покрыты красноватой шерстью, с крупными головами и широкими пастями: каменистые схарры.

Моё сердце подпрыгнуло и остановилось. Всё, что происходило в Башне раньше, разделилось на жизнь до этого момента — и после. Ведь схарров придумал я. Не то чтобы они какие-то особенные и необычные, скорее даже вполне стандартные существа — но это была моя раса. Во всём остальном Богатстве фэнтези схарров никогда не было. Я фантазировал о них ещё сидя за партой, читая Желязны и Перумова, писал короткие заметки и делал неумелые наброски в клетчатой тетради. Потом добавил схарров в юношеские книжки фэнтези, когда пытался вообразить себя писателем (неудачно, после чего бросил дурную мысль). Но расу диких, вольных и жестоких существ я полюбил и взял с собой в будущие игровые миры.

— Не понимаю. Нифига не понимаю.

Яр Соколов не мог быть демиургом, создающим существ. Иномирная Башня Богов не могла походя воплощать мои творения в живые народы, даже для неё это было слишком невероятно. Единственным разумным объяснением виделся «синдром Лавкрафта»: издревле некоторые люди с Земли чувствовали иные реальности и воплощали их в своём творчестве. Я уродился одним из таких людей, и видения, приходящие в воображение, были не моей фантазией, а отголосками других миров. Только это объяснение может быть разумным, верно?

Схарры подались вперёд, их чуткие носы ловили мой запах, чёрные глаза лишены выразительных признаков, зрачки прятались в черноте, и было неясно, куда именно схарр смотрит. Я знал, что их когти способны без труда пропороть кольчугу, а кости, мышцы и ткани прочнее, чем у людей. Твердь, воздух и кровь были стихиями схарров, а магия крови сама по себе родилась на стыке виталиса и негатоса, в итоге, схарры носят в себе силы четырёх стихий. Это делает их чертовски живучими и быстрыми существами, более страшными не по отдельности, а в массе.

Голова не очень близко получилось: у схарров более звериное лицо,

пасть шире, да и короткая, густая красноватая шерсть по всему телу.