Госпожа Горбунова хотела забрать останки своего брата, чтобы похоронить на кладбище, в фамильном склепе.

У меня никаких возражений. Пусть забирает. Пусть еще заберет сундук и чемодан с гербом Борноволковых. Мне лишнее барахло ни к чему, только место в кабинете занимает.

От сундука она отказалась — мол, ни к чему, своего барахла хватает, да и в квартире брата мебели полно. Квартира съемная, мебель придется продавать. А вот фамильный перстень и обручальное кольцо взяла. Заодно поведала, что брат, хотя и был вдовцом, обручальное кольцо снять не пожелал — мол, память о любимой супруге. Разумеется, ничего представляющего интерес для следствия она не сказала. Об украденных акциях неизвестно, куда брат собирался бежать — тем более.

Господин Наволоцкий, как ни странно, не делал попыток взять штурмом тюрьму, зато прочно оккупировал телеграф. Со слов телеграфиста Якова, поведавшего на ушко приставу (телеграфист вообще не имеет право делиться информацией, но Антон Евлампиевич никому не скажет), что чиновник отправлял в столицу длиннющие телеграммы. Кажется, все написано по-русски, но ничего не понятно. Но дело телеграфиста маленькое — передать. Потом, через два дня, из столицы пришла ответная телеграмма и тоже непонятная. Что бы это значило? Впрочем, узнаем.

Николай Иванович вошел ко мне в кабинет, кивнул, уселся на стул и спросил:

— Иван Александрович, вы очень жаждете крови этого купца?

— Фрола Фомича? — зачем-то переспросил я. Пожав плечами, сказал: — У меня же нет доказательств, что акции купил именно он. Анастасия Тихоновна не колется, все построено на моих догадках. То, что я уверен, что покупатель именно он, ничего не меняет. Единственное, что я могу сделать — отправить в столичную полицию поручение, чтобы они допросили купца Чеснокова. Но если он примется отпираться — все пойдет прахом. Тем более, я наводил справки — он не только купец, но и меценат, известный государю человек. Кажется, кавалер орденов.

— Совершенно верно, — кивнул надворный советник. — Более того — скоро Челноков должен получить потомственное дворянство. При дворе у него огромные связи. Боюсь, чтобы просто допросить Челнокова, полиции придется получать разрешение градоначальника, а господин Гриссер задаст резонный вопрос — а на каком основании? На основании умственных заключений судебного следователя?

— Не спорю, — согласился я. — Поэтому, я попытаюсь расколоть госпожу Кошелеву, еще разок передопрошу прислугу, все равно кто-нибудь да видел, или что-то слышал. А когда начнется процесс, все это выплывет наружу. Не знаю, отразится ли скандал на карьере Челнокова, но, по крайней мере, моя совесть будет спокойна.

— Какой вы законник! — слегка насмешливо покачал головой надворный советник. — А за свою карьеру вы не боитесь?

— Боюсь, конечно, — не стал я кривить душой. — У меня уже какое-то положение, орден. Невеста. Но что я теряю? В крайнем случае, уволят либо переведут куда-нибудь в глубь. Во глубину Сибирских руд не отправят, уже неплохо.

— Могут на Камчатку сослать, — хмыкнул Наволоцкий.

— И что такого? Там народу мало, зато рыба клюет хорошо, крабы. О, какие там крабы! Да на Камчатке настоящий рай!

Чуть было не ляпнул, что жил на Камчатке, но остановился. Та Камчатка, на которой служил мой отец, и эта, нынешняя — две большие разницы.

— Ничем-то вас не проймешь, — засмеялся чиновник. — На самом-то деле, даже если случится скандал, никто вас никуда не сошлет. Напротив — все станут восхищаться.

— Нет, не надо, — покачал я головой. — Вы мне лучше скажите — для чего вам нужно отмазывать Челнокова?

— Все-то у вас слова непонятные, но интересные. Колоть. Отмазать.

— Николай Иванович, не убалтывайте. Вижу по вашим хитрым глазкам, что вы хотите мне что-то предложить?

— А разве они хитрые? — забеспокоился надворный советник.

— Словно у матерого лиса, который зайчика обмануть хочет.

Конечно я врал. Глаза у Наволоцкого были самыми обычными. Но пусть думает, что я его раскусил. Что именно кусаю — пока не знаю, сам скажет.

— Это вы-то зайчик? Приснится такой зайчик — год икать станешь.

— Опять вы меня пытаетесь уболтать, — вздохнул я. — Все-таки, зачем вам нужно спасть Челнокова? Если это какая-то тайна, не говорите, но намекните. А я начну думать — что делать. Лады?

— Лады. Скажите, что требуется, чтобы вы не трогали купца?

— Хотя бы, чтобы он вернул государству украденное. Понимаю, не он украл, но он не мальчик, и не приказчик. Понимал, что делает, когда покупал краденое. Вернет — стану думать.

— А если я сообщу, что на самом-то деле нужно, чтобы акции остались у Челнокова?

— Не понимаю, — искренне удивился я. — При нашей первой встрече вы сказали, что акции пароходного товарищества очень важны. Сто тысяч, плюс дивиденды. Украли у государства, а мне это очень не нравится.

Надворный советник Наволоцкий помолчал, потом сказал: