Волк вонзал зубы в своего врага, но тот был больше и сильнее в разы — и вскоре волк с разорванной глоткой валялся на земле. Лунный свет освещал его издыхающую тушу — и зрелище это было полно жути и первобытного ужаса.

 

Видимо, я для алоуша представлял куда больший гастрономический интерес, чем убитый зверь, потому что помесь мишки и пантеры повернулся ко мне, демонстрируя свой великолепно-ужасный оскал.

 

Проводник говорил, что смерть в этом мире станет окончательной и бесповоротной. Как печально, а я ведь только начал влюбляться в собственную жизнь, захотел прожить ее по-настоящему. Но если гибели не миновать — значит, таков конец моего земного пути. Что ж, да будет так.

 

Лишь бы с Агнаром все было в порядке, лишь бы Робу не взбрело в голову сотворить ему зло.

 

Алоуш медленно двинулся ко мне. Предвкушает пир, мразь шерстяная. Ну, давай, топай скорее, разорви меня на части — и покончим с этим спектаклем под названием жизнь.

 

Зверь приблизился почти вплотную. Я заставлял себя храбриться, чтобы уйти достойно, но душа предательски завопила от страха. Умирать страшно — действительно страшно, если ты не оставляешь позади себя то, что достойно этого мира.

 

Алоуш остановился рядом со мной, и разинутая пасть его двинулась навстречу моему горлу. Нет, она, конечно, не так медленно двинулась, как я это расписываю, все происходило стремительно, рывками, но моя память услужливо замедлила все действо, будто я желал смаковать детали собственной кончины.

 

Пасть зверя была, наверное, в сантиметре от моего горла, когда я, не имея смелости глядеть в лицо победившей меня смерти, закрыл глаза.

 

Ничего не происходит? Или я просто из-за паралича не чувствую, как мою плоть рвут на куски? Что за звуки? Где-то в нескольких метрах от меня раздался приглушенный яростный рык.

 

Я удивленно распахнул веки. Что за…?

 

Я был внутри хижины. Первым делом проверил взглядом дверь — заперта на засов. Стены темные, покрытые плесенью. Освещение создает множество свеч на обшарпанном столе. Кто их зажег?

 

Я лежал на деревянном грязном полу.

 

— Здравствуй, крошка!

 

— Ты! — обрадованно вскричал я. — Ох, Пальчик, никогда бы не подумал, что буду до смерти рад тебе — причем фраза эта не просто метафора.

 

— Будешь меня так называть — верну обратно к зверю! — возмущенно сказал знакомый голос невидимой обладательницы.

 

— Все, все, перестал обзываться. Прости, Перст Указующий, я же с лаской и любовью.

 

— Ты словами о любви-то не разбрасывайся. И кстати… — она замешкалась на секунду, — зови меня Руна.

 

— Это твое имя?

 

— Да.

 

— Рад наконец узнать его, Руна, — искренне сказал я. — Ты как здесь очутилась?

 

— Потом поболтаем. Меня там дожидается с пару десятков человек в мире, в души которых необходимо разлить дары магии. Ночка предстоит, полная трудов, так что давай ты пока полежи тут, а я вернусь утром.

 

— Эй, что значит полежи? Может, уберешь этот паралич?

 

Но Руна не ответила. Упорхнула уже? Вот засада! До рассвета валяться бревном — зашибись просто.

 

За стенами хижины послышался знакомый рык, от которого в дрожь бросало душу. Надеюсь, эти стены и дверь надежны и защитят меня.

 

 

 

***

 

Ночь прошла благополучно — я выжил. Рычания и прочих шумов за пределами хижины более не слышалось. Надеюсь, мишка-пантера убрался прочь.

 

Лучики света пробивались внутрь хижины сквозь щели и высокое крохотное оконце почти под самим потолком.

 

Я все еще был в параличе, но мне казалось, что кончики пальцев на ногах стали обретать чувствительность.

 

Я стал вслух отсчитывать минуты. Одна… две… пять…

 

О, пальцы на ногах действительно обрели чувствительность! Пошло дело!

 

Еще минут через десять я почувствовал, что могу двигать пальцами рук. Секунды и минуты текли и текли — и тело мое постепенно возвращалось к жизни. По моим подсчетам прошло около пары часов, когда паралич прошел целиком.

 

Вместе с двигательной способностью тела ко мне вернулись и малоприятные ощущения — затекший бок ныл, желудок сводило от голода, ужасно хотелось в туалет.

 

Кряхтя, я стал подниматься, но удалось мне это простое действие не сразу. Минут пять я боролся с собственными конечностями, которые по инерции не желали повиноваться. Наконец я сумел подняться. Пошатывало немного.

 

Ах, как отлить хочется, невтерпеж просто!