— Это наш дом, сынок. Теперь и твой тоже.

 

Не ослышался — бывает.

 

— Но… — я буквально потерял дар речи. — Но как жить в пещере?!

 

— Сынок, ты будто с луны свалился. Видать, издалека попал сюда. Неужто не слыхал про шахтеров-рабов, не видавших солнечного света годами? Правда, дожить еще надо до того, чтобы пребывание здесь годами исчислялось…

 

— Что за жесть… — прошептал я, даже не пытаясь скрыть своего потрясения.

 

— Каждый, кто попадает сюда, добывает драгоценные камни до самой смерти. Выход из этих пещер — лишь один. В мешке.

 

— В каком мешке? — спросил я, пытаясь собрать расползающиеся в панике мысли в кучу.

 

— В мешке для трупов.

 

Дааа… правда жизни жестока и беспощадна.

 

В молчании я лицезрел происходящее, как мне казалось, целую вечность. Люди двигались (у кого еще оставались силы), ходили, ели, пили, говорили… А я стоял столбом и пытался вместить в своей ограниченный разум все это безумие, облеченное в форму ухмыляющейся мне в рожу реальности.

 

— Но как можно жить в пещере всю жизнь??? — Наконец я смог кое-как приструнить мысли и заставить их повиноваться мне. — Вы что, совсем не вылезаете наружу?

 

— Совсем. Впрочем, когда прибывает новая партия рабов — приблизительно раз в полгода или год, ежели немного помрет людей — нам дозволено пройти к выходу — но не подниматься наверх. И тогда мы наслаждаемся солнечным светом и видом неба.

 

— Офигеть!

 

— Что ты сказал, сынок?

 

— А много умирает людей?

 

— Да уж как сказать… немало. Кто сильнее — подольше тянет лямку. Случаи, когда камнем по голове — редки, обвалов крупных ни разу не бывало тут. А вот от болезней да от голода мрут люди чаще всего.

 

Весело, что сказать. Проклятье, куда меня занесло!

 

— Тут столько факелов… они же жрут воздух!

 

— Да ты и впрямь чудной, сынок, — старик не переставал удивляться моей наивности. — Огонь-то магический.

 

— Да ладно? — Я, наверное, вытаращил глаза от очередного приступа шока.

 

— Говорят, что всего лишь искорки магии огня достаточно, чтобы зажечь один факел неугасимым огнем на месяц.

 

— Ого! — присвистнул я.

 

Голова шла кругом.

 

— А… неужели и женщины с детьми здесь живут?

 

— Работать с киркой женщин не отправляют. Нет, не думай, что из жалости. Мужи все же покрепче будут, да и прибрать, пищу приготовлять кому-то надо… Обычно детей отлучают от семей в таких случаях. Многие из тех, которых ты видишь сейчас, уже родились в пещере.

 

У меня вытянулось лицо.

 

— Родились в подземелье? И прожили здесь всю свою пока еще недолгую жизнь?

 

— Поверь мне, сынок, как бы скорбно это ни было, долгой тут жизнь почти не бывает ни у кого…

 

Я очень долго пытался переварить услышанное. Да это просто мегареалистичный розыгрыш какой-то! Разве такое возможно взаправду? Да не, я просто брежу наяву.

 

От судороги, сводившей душу, голод не сразу дал о себе знать. Но организм все-таки не железный. Я принял свою порцию еды и жадно набросился на нее. М-да… гурманам тут не разгуляться. Пресная, отвратная и на вид, и на вкус каша (кажется, в моем мире свиньям получше зерно варят), солонина, от которой тянуло блевать, кусок начавшего черстветь хлеба и… вода.

 

Как я выяснил в ближайший час, из зала шло ответвление, идущее еще глубже и ниже в подземелье. Там протекала подземная река. Рядом с ней — точнее, в ней! — было отхожее место. Возле нее же варили пищу в больших котлах. Был участок довольно просторный, где все это можно было проворачивать, затем река, петляя, уходила по тоннелю во мрак и, по словам старика, выливалась наружу, унеся в своих потоках все нечистоты, которые жители подземелья вынуждены были сливать в воду. Короче, как я и говорил — жесть, и этим все сказано!

 

В нескольких участках над рекой был деревянный настил с дырами. Да-да. Именно они и служили местными «унитазами».

 

Кое-как справив нужду (ага, попробуй посрать, когда вокруг еще с десяток человек и все вылупляют глаза на новичка) и ополоснув руки и лицо, я вернулся в жилой зал. Мне повезло (не верю в теорию везения/невезения!), что лежанка возле старика оказалась пустующей. Туда и лег. Ну как лежанка? Тут все спали на полу, застеленном соломой. Семьи и просто пары, которых, впрочем, было мало, ограждались от остальных, занимая места за каменными глыбами, образующими в пещере некоторое количество обособленных зон.

 

— Ты не здешний, — тихо проговорил старик, когда мы улеглись.

 

— Что?

 

— Ты даже не раб, — проигнорировав вопрос, продолжил он.

 

— Это плохо? — нахмурился я.