— Гражданин Кандо? — позвал я, осознав, что никаких признаков разумной жизни в сторожке не наблюдается.

 

Из горы лежащего у стены тряпья самого подозрительного вида показалась голова. Голова обвела комнату блуждающим взглядом и спряталась назад. Я уже набрал воздуха, чтобы корректно, но твёрдо выразить неудовольствие неуставным видом контрагента, но Ферон меня опередила:

 

— Эй, алкашня, подъём! — рявкнула она, отвесив куче пинок с разбега.

 

Голова снова поднялась над уровнем ткани, промычала нечто нечленораздельное и попыталсь нырнуть назад. Именно в этот момент я понял: примат эффективности над гуманизмом — семейный принцип Феронов. Джин просто и незатейливо ухватила Кахваджи Кандо за ухо и, периодически срываясь на змеиное шипение, выдала чрезвычайно мотивирующую речь:

 

— Слушай сюда, кривоухая ты гряземорда! Либо ты сейчас же встаёшь и отвечаешь на вопросы гражданина комиссара, либо…

 

Далее городового одним рывком взяли на болевой. И на ещё один. И снова…

 

— Джин, — голос лишённого убежища Кахваджи сорвался на писк, — отпусти, больно же…

 

— Ты. Меня. Понял?

 

— Понял, понял, только не оторви!

 

Ферон фыркнула и разжала пальцы. Кандо кулём осел на пол, убаюкивая растянутое ухо обеими ладонями.

 

— Какая же ты всё-таки бессердечная непечатница, — прохныкал Кахваджи. — Видишь же: вокруг меня весь мир — жижа, а внутри совсем сухо. Как жить прикажете, когда такое творится с белым светом?

 

— Алкаш обыкновенный, — Джин решила провести для меня развёрнутое представление городового. — Ни чести, ни уважения, ни даже простого пива!

 

— Пусть пиво всякие Волки позорные хлещут! — едва ли Кандо мог выбрать менее удачный момент для защиты своего доброго имени. — А мы стоим на страже города! Да! Мы бойцы незримой войны!

 

— Войны с мировым заговором парфюмеров разве что, — устало проворчала Ферон. — Слушай, Тит Кузьмич, спрашивай быстрее, чего хотел, и пойдём уже отсюда подальше.

 

Честно говоря, я чувствовал себя при этой почти семейной сцене несколько лишним. Интуиция подсказывала, что пикировки вроде этой не раз случались в прошлом и, скорее всего, многократно повторятся в будущем. Фокусировка внимания на интересах службы потребовала заметного ментального усилия.

 

— Гражданин городовой, — голосом несколько более твёрдым, чем требовали соображения заботы о коллеге в тяжёлом состоянии, начал я, — Силы Превентивной Городской Самообороны просят вашего содействия в расследовании террористического акта, имевшего место неделю назад.

 

— Чё? — реакция Кахваджи явно показала, что я сильно переоценил концентрацию крови в его внутривенном спирте.

 

— Тоуро Соплю помнишь?

 

— Каво?

 

— То-у-ро, — по слогам отчеканил я, присев на корточки перед собеседником.

 

— Соплю-то?

 

— Его самого.

 

— Помню, конечно. А чего с ним? Опять на уважаемых людей кляузы строчит, подстилка имперская?

 

Я переглянулся с Джин. Она пожала плечами. Я продолжил по биту выуживать из тела городового информацию:

 

— Мы ищем его. Ты знаешь, где он живёт?

 

— Тоуро?

 

— Да, Сопля.

 

Лоб Кандо сморщился от интенсивной мыслительной деятельности, как пересушенная изюмина. Спустя полминуты Ферон демонстративно подпёрла стену и начала насвистывать какой-то незнакомый мне мотив. Через минуту я аккуратно начал прощупывать Кахваджи диагностирующими заклинаниями. Две минуты спустя лицо городового просветлело, и он на одном дыхании выдал:

 

— Шестая по Лампадке, там вниз раковальня, а галерейку Плитка держит — она ещё Арти отстёгивает. У Сопли конура в северном углу, на него ещё сосисочные всё жалуются, что он по утрам горшок в окно выплёскивает, им на лотки.

 

Я хотел получить комментарии практически к каждому слову, но Джин уже развернулась на выход.

 

— Спасибо, гражданин городовой, ваш вклад неоценим, — прокряхтел я, возвращая обмякшее тело в пригретую берлогу.

 

Едва я вышел наружу, Ферон быстрым шагом направилась вглубь Биржи.

 

— Ты, кажется, поняла, что сказал Кандо? — спросил я, подстраиваясь под не вполне подходящий серьёзным людям темп движения.

 

Джин коротко кивнула и добавила:

 

— Кхандо.

 

— Что, прости?

 

— Его фамилия — Кхандо. «Ка» аспирированное. Кандо живут в Деновее, в Клоре ты ни одного не встретишь после той истории в конце войны за независимость.