В начале был йогурт. И имел этот йогурт вкус тунца. Я открыл глаза. В комнате пусто. Выполненные под золото линии потолочного плинтуса чисты и прямы. Я повернулся на бок. Стена в норме. На другой. В комнате всё в порядке. Никаких намёков на двери в иные измерения. Проверил эфир. Никаких возмущений. Сплюнул в руку. Наверное, йогурт мне просто примерещился. Надо бы провериться у Элетроймы. Интересно, ассистентам дают скидку на медобслуживание?

 

Я встал и начал утреннюю разминку-диагностику. Во-первых, шея. Расслабился я. Смерть — не повод терять физическую форму. Во-вторых, плечевой пояс и руки. Ну что это такое? «Господа комбатанты, помогите кто чем может, я тут не местный совсем, родни нема». Жалкое зрелище. В-третьих, грудной отдел. Нет, так дела не делаются. Пора уже брать руки в ноги — и отвоёвывать себе место под солнцем. Ферону спасибо, конечно, и расплачусь я с ним как положено, но не всё ж с подачек жить. В-четвёртых, пояснично-крестцовый. О, лёгок на помине. В дверях возник Гай. Открылась фляжка. Гай сделал пару глотков и сказал:

 

— Это ты хорошо придумал, Тит Кузьмич.

 

— Что именно?

 

— В целом. Генерально.

 

Я молча перешёл к махам ногами. С полминуты тишину нарушал только свист воздуха вокруг меня. Наконец Гай спросил:

 

— Что вчера выяснили?

 

— Пусто. Почти. Тоуро связан с местными комми. Можно пошарить по типографиям, сетям распространения, но это тупик, как по мне.

 

— Комми? — Гай вопросительно поднял бровь.

 

— Коммунисты.

 

— Я не про то. Ты уверен, что с комми?

 

— В вещдоках по делу глянь. Полный комплект агиток.

 

— Допустим. Почему считаешь тупиком?

 

— У людей, встроенных в террористические ячейки, несколько иной набор макулатуры дома валяется. Да и агитаторы и боевики — как правило, разные люди.

 

Гай стал задумчиво изучать рельеф фляжки. Я закончил с разогревом и начал силовую тренировку. Спустя ещё минуту Гай спросил:

 

— Рекомендации?

 

— Потрясти Плитку ещё раз. Темнит баба. Может, и ничего серьёзного, но других зацепок пока не вижу.

 

— Хорошо, — Гай улыбнулся и кинул в меня небольшим звонким мешочком. — Твоё жалование за вчера. Шестьсот марок ровно. Сегодня для тебя задач нет, отдыхай, акклиматизируйся, чувствуй себя как дома. Мы с Джин проверим кой-чего по своей части. И помни: стиль — ар-деко, завтрак — на кухне, Клор — нам за мать, смерть — неизбежна.

 

Гай ушёл, оставив за собой шлейф тройного назального армагеддона. Я закончил упражнения. Резюме: агент Ликвидатор полностью функционален и готов к несению службы. В выходной. Да, вот умеет же Гай настроение испортить.

 

Сорок две минуты спустя я стоял у стойки «Забоя». Помимо вчерашней одиннадцатиглазой компашки в зале сидела только пара мутноватых личностей. Любопытно, почему данное заведение не пользуется особой популярностью. Казалось бы: никаких мордоворотов у входа — залетай, кому денег хватит. Цены, опять же, гуманные вполне. Что-то я упускаю… Впрочем, об этом и после подумать можно.

 

— Изотоник на вынос есть? — спросил я бармена, который, кажется, так со вчерашнего дня никуда и не отходил.

 

— Три хвоста, — даже игнорировала меня эта морда кабацкая так же, как и вчера.

 

Я сверился с базой и выложил требуемое. Хвост — жаргонное имя для монетки в форме глаза, номинал — шесть марок. Вообще, создатель клорского монетного ряда руководствовался чем угодно, кроме удобства использования получившегося монстра.

 

На стойку встала пузатая стеклянная поллитровка. Я закинул её в сумку, кивнул бармену и пошёл на выход. На улице приятного было маловато. После лившего дня три дождя небо наконец распогодилось. Однако для Биржи облегчения это особого не принесло. Заполнившая все понижения далёкого от ровности рельефа вода возвращалась в атмосферу в виде вездесущих зловонных облаков пара. Я тяжело вздохнул, покачал головой и отправился в путь.

 

Сторожка городового напоминала теперь очень грустное норное животное, потерявшее кожу при попытке протиснуться домой. Склизкие чёрные рёбра-брёвна от отсутствия иных идей потихоньку стекали бурыми лужами на землю. Я обновил воздушный фильтр, собрался с духом и открыл дверь. Дверь закрылась. Я открыл её снова. Тот же результат. После третьей итерации этого увлекательного действа изнутри послышался голос Кахваджи:

 

— Постучаться не судьба?

 

Я вошёл. Кхандо сидел на кровати и раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками. Я молча поставил изотоник на стол.

 

— Вот каждый бы глюк как ты… — проворчал городовой. — Я буду звать тебя Водянчик.

 

— Это с чего ещё? — я решил на месте опротестовать столь возмутительное нарушение права галлюцинаций на самоопределение.

 

— А как же иначе? Приносил бы волю к жизни — был бы Воланчиком.

 

Я подошёл к Кахваджи и отвесил ему пощёчину средней тяжести.

 

— Э, чё? — возмутился Кхандо.

 

— Не рыпайся, — посоветовал я.