— О чём ты? — я упал рядом.

 

— Солнц два сегодня. Можешь в календаре посмотреть. Сине-красный день отмечен.

 

— У Волка на целом глазу искусственный хрусталик стоит.

 

— Чего?

 

— Хрусталик…

 

— Искусственный, это я слышал. Ты объяснить толком можешь?

 

Я опёрся локтями о стол и положил подбородок на замок из ладоней:

 

— Нет. Не уверен, что могу объяснить.

 

— Уж уважь нас, тупых.

 

— Волк… Просто он он видит немного больше, чем остальные люди. Третье солнце вот сегодня видит, например.

 

— Вот и я говорю: упоролись вы, — Кахваджи прищурился. — По делу идеи есть? Говорю сразу: копать на Мокреца — глушняк. Закопают нас.

 

— Как вы с Волком вообще в одном районе уживаетесь?

 

— Ну, меня тут все знают. Не сказать, чтобы уважают сильно, но слушают. Если кто совсем берега путает — я таких на место ставлю. Но вообще стараюсь без нужды не лезть. Ну, народ мне тем же и платит. И Волк в их числе. Просто все знают, кому, что, где и когда можно.

 

— Забавно…

 

Мысли потихоньку блуждали в оттенках хвойного аромата. Пусть не для всего Клора, но хотя бы для Биржи контекст определённо складывался.

 

— Так что делать-то будем? — честно говоря, энтузиазм Кахваджи вызывал подозрения.

 

— Мне нужно пять литров воды, пара ложек соли и несколько шлангов.

 

— Упорот?

 

— Нет, просто мы идём к Плитке. Пожрать перед работой хочешь?

 

— Неплохо было бы.

 

— Бармен, — окликнул я. — Пару обедов поплотнее.

 

 

 

 

 

Глава 12. Ты пудинг?

 

 

 

 

Перспектива: Кахваджи Кхандо, человек в гармонии с окружением

 

— А если её нет дома?

 

— А если она есть дома? — у Сехема явно был план. И делиться им он не собирался столь же явно.

 

— И всё-таки, — я решил, что я выясню, во что меня пытается втянуть этот блажной.

 

— Посмотрим, — комиссар пожал плечами.

 

— Ты что-то знаешь.

 

— Я знаю: в небе сегодня четыре солнца.

 

— Не придуривайся.

 

— Я не знаю ничего такого, чего не знал бы ты, господин городовой.

 

Я прикусил губу изнутри. Вкус крови помог собрать мысли в кучу. Мозги пудрит Тит, вот точно же пудрит, а сознаваться не хочет. И рукава закатал явно не просто так. Тем временем мы поднялись на второй этаж дома между Лампадкой, Большим Жопором и Кривизной.

 

— Ладно, а шланги тебе зачем? — я попробовал разведать с заднего захода.

 

— Во славу Астане, конечно же.

 

— Чему?

 

— Астане.

 

— Это что?

 

— Не что, а когда. И цыц, мы пришли. Говорить я буду.

 

Петли Айха так и не поменяла, хотя деньги я ей точно давал. Скрипит дверь, конкретно так скрипит.

 

— Хозяюшка, — говорит Сехем.

 

Плитка реагирует на незваных гостей как всегда — нервно.

 

— А, господин комиссар, здравствуйте-здравствуйте, доброго вам здоровьичка. А какими судьбами к нам? Вчерась ведь только видались-то, а вы уже снова. Нешто забыли чего?

 

Сехем медленно сокращает дистанцию и параллельно несёт какой-то вздор:

 

— Да я вот хотел вас про отварчики расспросить, с работой уже всё ясно, а вот отварчики у вас уж больно вкусно пахнут…

 

Айха подозрительно щурится, рот потихоньку открывается. Сехем говорит. Потом — всем телом делает резкий выпад вперёд. Ситуёвина становится совсем странной: руки Сехема внезапно отращивают по клинку. Клинки крест-накрест входят Плитке в шею. Она без единого звука оседает на землю. Сехем начинает колдовать — и, амхалам его на закуску, я не знаю процентов восемьдесят из того, что он накладывает на всё ещё живую Айху!

 

— Раствор. И шланг, — голос комиссара ровный, спокойный. Он показывает: всё под контролем, всё, щучьи потроха, по плану.

 

Я достаю баклагу из вещмешка. Руки дрожат. Я понимаю: если вдруг план Сехема включает принесение меня в жертву этому его Астане, я ничего не смогу с этим поделать.

 

— Живее, время — кровь, — комиссар выражает лёгкое раздражение.

 

Наверное, ему потребовалось меньше минуты, чтобы при помощи магии, ругани и меня соорудить какую-то странную конструкцию. Что-то вроде трубчатого воротника вокруг горла Айхи.

 

— Объясняю один раз, провафлишь инструктаж — разнесёт полрайона, — Сехем не пытается надавить голосом на страх, нет. Он просто перечисляет факты. Без выражения. — Ты — страхующий. Если вдруг я или Плитка начинаем бесогонить — ты даёшь мне лещей до тех пор, пока я не прихожу в сознание. Понял?

 

— Бесо… Что?