Какая же всё-таки ностальгическая красота. От меня в сторону роя протянулся конус ярко-голубого света, искрящий во все стороны крохотными молниями, а на его конце на доли секунды загорелось второе искусственное Солнце — все натуральные уже скрылись за горизонтом.

 

Не то чтобы я в прошлой жизни часто использовал этот приём: эфира он жрёт просто немерено, а с этим у нас было строго. Зато похожие штуки появились под конец Последней войны в формате артиллерии нашего космофлота. Помнится, как раз из них я разнёс купола Тиу, убив за четверть часа всех колонистов Объединённых Наций.

 

Вообще, затея с фуллереновой бомбардировкой была той ещё авантюрой. Эфира вокруг я оставил на пяток заклинаний сверху сенсорного поля, а Раакара так и вовсе скрутило от резко оборвавшегося сквозного потока через тело. Дуболом, что с него взять. Но Тюр, видимо, решил не держать на меня обиды за дела былые: рой потерял управляемость, уцелевшие дроны начали врезаться друг в друга, биться об воду и пытаться выдать высший пилотаж на плавящихся движках.

 

Я вышел из разгона. Звено как раз перестроилось во фронт, держа «Таринт» посередине.

 

— И это пыли усэ проплемы, энн? — Раакар пытался держаться ровно и лихо, не выдавая слабости, но выглядел откровенно бледновато.

 

Я молча покачал головой. В тридцати восьми километрах от нас стартовала пара ракет. Вечер тридцатого ноября обещал стать незабываемым.

 

 

 

 

 

Глава 16. Безо всяких причин, я ничего не понимаю

 

 

 

 

Перспектива: Сайне Лето, археомант-карьерист

 

— Это всё очень очаровательно, но определённо бессмысленно, — вот именно из-за таких фокусов я ненавижу работать с Феронами — на этот раз они подсунули мне в контрагенты какого-то непонятного Сехема, который Кайли от Тайта не отличит. И когда Элетройма вообще расширение начала?

 

— Смысл — вещь относительная, а тройная ставка — это тройная ставка, — типичный клорский управленец, вечно они думают, что если подкинуть в топку денег, то можно хоть юкубода в Тиамат выловить.

 

— Гражданин Сехем, я уже слышала про постановление Конклава, про острую необходимость и прочие определённо важные материи, но выполнить такой заказ попросту невозможно. Я десять лет занимаюсь транобойным промыслом. Я лично знаю каждый корабль на плаву, каждого не спившегося капитана и каждую ватагу минимально компетентных добытчиков, — а также я остро жалею о том, что дальняя эфирная связь передаёт только голос.

 

— Хорошо, давайте посмотрим на это с другой стороны, — голос Сехема не изменился. Совсем. И как только он прошёл мимо вербовщиков Таи? — Вы до сих пор говорили о прибрежном промысле, верно?

 

— Верно, — внутренне я напряглась. И…

 

— А что если выйти в абиссаль? — вот почему каждый просто проходящий мимо «эксперт» не может спокойно идти куда шёл, а обязательно должен ляпнуть какую-нибудь невероятную глупость?

 

— Самоубийство. С хорошей гарантией.

 

— А невыполнение плана по добыче — геноцид. Так сказать, выбирайте с умом, гражданин Лето.

 

Я стала растирать переносицу. Успокоилась. Даже если я отобьюсь от этого идиота — Конклав просто назначит нового. Конклав всегда добивается своего. Даже если это невозможно. Да что невозможно, даже если это совершенно алогично. Сехем хотя бы насколько-то вменяем. А ведь могут ревизором и кого-нибудь из Аритов поставить, с них станется. Итого, у меня остаётся единственный вынужденный ход:

 

— Мне нужно время для подготовки плана. Предварительный расчёт вышлю завтра в первой половине дня.

 

— Благодарю вас, гражданин Лето. Приятно иметь с вами дело.

 

— Взаимно, гражданин Сехем.

 

Я отбила линию. Конец промыслового сезона четыреста тридцать девятого года определённо обещал быть незабываемым. Разумеется, при условии, что он не окажется непереживаемым.

 

Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «U-233»

 

Утром одиннадцатого августа четыреста восемьдесят первого года от последней из великих войн я сидел на кухне штаба и пил кофе вместе с Дайрегом Фероном, задаваясь вопросом, зачем он пьёт то, что не может ни распробовать на вкус, ни переварить. Дайрег вообще представлял собой одну сплошную загадку: ни гол, ни одет; ни жив, ни мёртв. Впрочем, чего ещё ожидать от Гаева творения.

 

При нашей первой встрече вечером девятого я принял Дайрега за демона и огрел душеломом. Гай тогда основательно приложился к фляжке, потом долго ржал, потом ржал и прикладывался к фляжке, но в итоге всё-таки объяснил, что четырнадцать лет назад после аварии в шахте, где работал Дайрег, Гаю пришлось заменить практически всё тело бедолаги на эльёд. Включая глаза — что создавало особенно жуткий эффект. Не говоря уже о том, что вместо нормального протезирования Гай зачем-то сплёл — или связал? — новое тело из одной невероятно длинной эльёдовой нити.