Череп трясётся. Я вижу наши корабли. Эх, корабли мои корабли… сижу вот я теперь один как ласточёночек, и никто-то меня не приголубит, никто не вспомнит. Потому что человечья память имеет цвет. А я — нет. Вот он: возврат к средневековому рабству. Я что-то забыл. Что-то очень реактивное. Совсем как литий, только более летучее.

 

Ракеты. Ёрш твою крольчиху в крот! Отпусти меня, человек-тунец! Я могу кормить тебя огурцами, пока ты меня не отпустишь. Я могу вытаскивать из тебя огурцы, пока ты меня не отпустишь… в эту игру мы можем играть до тех пор, пока летит мамонт. Куда летит? Да прямо ко мне и летит.

 

Мир разлетелся на чёртову чащу чернильно-чёрных частей. Я попытался сделать вдох. Получился глоток. Я на автомате пнул себя кинетическим импульсом вверх. Выдохнул. Закашлялся. Воздух звенел от эфира. Благодать-то какая…

 

Так что я там делал? Ракеты, кажется, летели. Уже не летят. Зато летит мамонт. Прямо на меня. Какой ещё Бездной дратый мамонт?! Зря я раньше не провёл живительной эвтаназии одному идиоту, который даже кофе приготовить не может. И почему вода вокруг тунцовая со вкусом белизны?

 

Разгон восприятия: пятьсот герц.

 

В висках возникает сверлящее ощущение, но мировосприятие восстанавливает адекватность. Наблюдение первое: я не плаваю в воде. Вокруг меня — йогурт. Вот так та-ак. Наблюдение второе: помнится мне, эфирный фон был просажен в нолину, а сейчас практически на порядок выше нормы. Наблюдение третье, хотя на самом деле нулевое: мамонт был в трюме «Черского». То есть как минимум верхней палубе там пришёл полный шерстец.

 

Впрочем, подумать я ещё успею, а сейчас пора дать себе доброго пинка и уйти с траектории девятитонной туши. С громким чавканьем йогурт подаётся в стороны. Уже в полёте безусловно довольный я закусываю отменно хрустающим огурцом. Он полон эфира. Стоп. Откуда у меня вообще огурец? Ещё и эфирный. Подозрительно всё это.

 

Мамонт грациозно и, что гораздо интереснее, приземляется на моё недавнее место. Он уверенно стоит на белой жиже, а на его холке стоит Каи Рилл. От замешательства я пропустил очередной кинетический импульс и снова плюхнулся в воду. Позади Рилла, кстати, возвышается, как рейка геодезическая, Раакар. В обнимку со своей «винтовкой». Для полноты картины не хватало только торчащего из какого-нибудь отверстия Янабеду с лопаткой наперевес, но ему, очевидно, на «Таринте» нашлось срочное занятие.

 

— Поднимающийся, — даже через мой самопальный переводчик речь Рилла оставалась крайне причудливой. — Зверь указал путь к победе, если не способные только и есть.

 

В переводе на человеческий: Каи накурился и придумал план. Или это план придумал Каи? Какая уж теперь разница…

 

Я молча взлетел на спину мамонта, встав за Раакаром, и мы отправились галопом в направлении юкубода. Путь наш отмечал лёд, по которому бежал Зверь Завета.

 

Перспектива: Грано Крес, ксерозооидный консумент предпоследнего порядка

 

Настоящий последователь истинного Избранного способен выпить два литра пива, после чего перегнать под тент загруженную обозку через Великую Степь, закусить и освежиться ещё литром-другим. Жаль, что я никогда не верил во всю эту патетическую чушь, так что ограничивал себя двумя литрами в сутки. Тремор — самый наивернейший спутник всех «истинных последователей» — отвратительно сказывается на мелкой моторике. И хоть она и зовётся мелкой, значение её весьма и весьма велико. Например, безупречная точность критична при занятиях акупунктурой. Многие этого не понимают. Но я — не многие. И даже не многоногие, чего уж таить. Поэтому, слегка пригубив жидкого хлеба, я проверил фиксирующие ремни и повторил вопрос:

 

— Деньги, Арти. Двадцать пять миллионов клорсмарок, насколько я помню. Где они, Арти?

 

Арти Крайний молча пустил скупую мужицкую слезу. Даже не замычал. Сделал вид, что он камешек. Ну-ну. Удачи с этим, дружище. Жалко, конечно, что всё так обернулось. Крайний всегда казался мне достаточно сообразительным парнишкой. Он пришёл в Клор пять с четвертью лет назад из Алибо — всеми богами забытой дыры под самым Гляцем. Поначалу крутился в строительных артелях, но быстро сообразил, что так ничего, кроме хлеба с кружкой канрольского да сорванной спины, не заработаешь. Поэтому, когда три с половиной года назад Биржа была планово снесена в ходе полицейской операции, Арти занялся спекуляциями на стройматериалах. Хватило его, впрочем, ненадолго — я весьма нетолерантен к любителям нажиться на простонародье. Однако сама идея с двойной растаможкой саннского леса являла собой надёжный показатель ума, способного к латеральному мышлению. Редкого, надо заметить, качества. Так что я немного осадил команду Арти да так и завербовал их полным составом.

 

— Послушай, — сказал я после продолжительной паузы, — я человек вообще так очень миролюбивый. Можешь не верить, но моё сердце попросту разрываемо жестоким горем, когда я вижу, что конфликт неизбежен. Но гораздо больше конфликтов мне противны воры, расхитчики коз и барашков народных. Понимаешь?