Из содержательной информации: комдив Орнаг обустраивает оборону под Айдом, комдив Лейши с двумя полками должен быть где-то на полпути туда же, Конбо Арит-хе с третьим полком той же дивизии убыл в неизвестном направлении полторы недели назад. Вероятнее всего, он тоже где-то между Ксалом и Айдом: снимать целый полк с фронта в текущей обстановке мог либо клинический идиот, либо предатель. Если бы Арит-хе был кем-то из этого списка, Собрание бы уже пару месяцев как капитулировало.

 

По всему выходило, что двигаться мне нужно на восток, к Айду — именно там в ожидании десанта лоялистов концентрировались все «непечатники, мешающие восстановить законный порядок». Можно идти своим ходом. Полторы тысячи километров, ага. Можно угнать авто. И встрять с разпохабленной ходовой на полпути. Основной товарооборот тут либо морем, либо по железке идёт. Значит, угонять надо локомотив. Или хотя бы дрезину — это выйдет тише и надёжнее. Локомотива и хватятся быстрее, и замаскировать его толком не выйдет. В общем, развлечение до первой стрелки, на которой пустят меня под откос. Значит, дрезина.

 

Утвердившись в планах, я выдвинулся к вокзалу. Вечерело. Ультрамариновое солнце приближалось к зениту. Я шёл по торговым рядам. Вокруг эльёд, ярко раскрашенные плакаты и серые, надолго погасшие вывески и витрины — за нарушение режима светомаскировки ополчение штрафовало быстро, больно и наверняка, не делая никаких исключений.

 

Тихое течение сонного дня на полувымершем рынке взорвалось кисельно-тягучим воем сирены. Меньше с Траутом надо было общаться — явно ведь не моя мысль. Но мужик интересный. И порядочный. Старорежимно-порядочный, с пониманием нормы, очень близким к моему. С первого взгляда понял, что вот он: такой же, как я, солдат разбитой армии несуществующей страны.

 

Машинально подняв взгляд, на крыше с южной стороны улицы я заметил Талоса. Он смотрел на меня. Естественно, я был под отводом глаз и шумодавом, да и людей на рынке почти что не было, но для большей надёжности я отошёл в узкий тупичок и только оттуда прыгнул на крышу.

 

Огляделся. Талос смотрел на меня с соседнего дома. Я взял разбег и, почти не помогая себе эфиром, приземлился к золотоглазому. Но он уже стоял на радиальной улице. Я огляделся. Выругался. С моря на город заходила линия дирижаблей в пять. Плохо, очень плохо. Сколько им до нас? Полчаса? Четверть? Ещё могу успеть…

 

Забив на всякую маскировку, я рванул к вокзалу. Вломиться, угнать первое, что попадёт под руку, и валить на всех парах. Эти мозгосрамцы почти наверное разнесут половину города, включая вокзал. После этого про железную дорогу можно…

 

Слишком мало времени. Да и зачем целый воздушный флот на город, в котором толком нет военных? Если только…

 

Резюме: Инбародод — удод срамословный, непечатный колесник, филистёрский пивовар, всего большого и малого света и подсвета дурак, да и мать его растак. Хотя нет, Эва тут ни при чём. Почти.

 

Пять. Ровно пять дирижаблей. Сколько там характерная грузоподъёмность? По две-три килотонны на борт, если мне память и база Талоса не изменяют. Порядка пятнадцати-двадцати килотонн на всех. Они собрались до Тиамат на той стороне шарика пробомбиться? Или залить напалмом всю степь до Токтиантелона?

 

На вокзал я уже однозначно не успевал. Оставалось уйти из зоны гарантированного разрушения. Нюанс: я практически в центре города. До ближайшего края восемь километров. Сорок восемь минут бегом. Можно, в принципе, уложиться и в полчаса, но это если по прямой, без препятствий. Вот же неудобь сказуемая…

 

Талос в очередной раз появился у полуобваленного прошлыми бомбардировками дома. Я прыгнул к нему.

 

— Стой! Стреляю! — раздалось невероятно притягательное предложение из задней полусферы.

 

Что характерно, слово ополченец сдержал. Только выстрел у него был холостым. Просто очаровательно.

 

Талос прогулочным шагом проследовал к одиноко стоящей стене, возвышающейся из груды битого кирпича. Я рванул к нему. Сзади немилосердно топал ополченец — бегать он явно был толком не обучен.

 

Звуки застыли. Все цвета слились в сплошную серую кучу.

 

— Сегодня в городе праздник, — заметил Талос, устраиваясь на кирпичах.

 

— Да ладно, — фыркнул я.

 

— Планируется салют. Такие дела.

 

Глаза, наполненные заревом тысячелетнего термоядерного пожара, направились в сторону вокзала.

 

Цвета вернулись.

 

— Сто-о-о-о-ой, кому горю! — из-за угла к нам вылетел ополченец.

 

Шестнадцать тридцать одна пятьдесят три.

 

— Вспышка справа, — говорит Талос.

 

Первый дирижабль из проходит над вокзалом. С той стороны слышится звук.

 

Ополченец тупо пялится в небо.

 

Ветер остатков ударной волны пролетает мимо нас.

 

Из рук ополченца выпадает магазинная винтовка.

 

Я ставлю кинетический щит.

 

Бежать уже бесполезно.

 

Шестнадцать тридцать две ровно.

 

Грохот разрывов идёт непрерывным стаккато.

 

Поверх него ревёт сирена.

 

Я смотрю на ополченца.

 

Ополченец смотрит на дирижабль.

 

Дирижабль идёт на нас.

 

Шестнадцать тридцать две ноль пять.