— Отлично. Феилин, разрежь штанину. Иберик, когда скажу, прижигаешь входное место. Потом — выходное.

 

— Понял.

 

— Так, — Сималион вынул из ножен второй кинжал и примерился, чтобы нанести удар по древку. — Ударю эфесом, чтобы наконечник вышел полностью… Будет больно, милих.

 

— Фля меня это не фюлплиф, — я даже не стал выплёвывать деревяшку, чтобы ответить.

 

— Ясно… Ну, что ж, — Сималион ещё раз посмотрел в мои глаза, чтобы убедиться в готовности терпеть боль. — Триединый — с нами. Ибо нет в мире иного милиха.

 

Хоть я готовился, всё же не ожидал, что будет так больно. Короткий замах и отточенный удар. А затем деревяшка, зажатая между моих зубов, чуть не треснула. Я преодолел сопротивление слабых рук Мириам и посмотрел на бедро: наконечник выскочил полностью, а с ним и плотная струйка драгоценной аниранской крови.

 

Сзади раздался характерный звук: блевал Терезин. Несмотря на чудовищность ситуации, я чуть не захихикал, удивляясь, как он ещё остаётся в сознании.

 

— Есть! — победно воскликнул Сималион. — Феилин, теперь ногу держи крепко. Сейчас я быстро…

 

Сималион принялся пилить древко стрелы у наконечника. Но поскольку пилил кинжалом, а не пилой, быстро не получилось. Он измазался в крови, но всё же смог перепилить до половины. А потом просто переломил.

 

— Теперь вынимаю. Готовься, милих. Готовься, Иберик. Феилин, сразу тряпицу к ране, как вытащу.

 

— Держись, Иван. Держись, — всё ещё бледная Мириам впервые подала голос. Глаза были полны сочувствия.

 

Деревяшку я хоть не переломил, но выплюнул на хрен, когда друг за другом последовали два всплеска боли. А вонь от горелого мяса, собственного горелого мяса, проникла в ноздри моментально.

 

— Быстрее, быстрее, — командовал Сималион. — Теперь выходное место. Дай кинжал, Иберик. Тряпицу на входное положи. Сразу будем обматывать.

 

— Главное перетерпеть… Главное перетерпеть… — шептал я сам себе заклинание.

 

— Он выплюнул! Верни на место! Мириам!

 

— Простите, — Мириам, видимо, отвернулась в самый главный момент экзекуции и не уследила за пациентом. А теперь лихорадочно шарила по земле, выискивая палку. Затем нащупала, и вместе с землёй засунула между моих зубов.

 

Балда…

 

Когда бедро прижигали вторично, я почувствовал, что теряю сознание. Опять всплеск дикой боли, а затем вялость и расслабленность. Словно мне вообще пофиг, что будет дальше.

 

Но удар по щеке привёл в чувство.

 

— Живой? — задал риторический вопрос Сималион.

 

— Живее Триединого, — промямлил я.

 

Такой ответ вдохновил Сималиона на продолжение. Он даже улыбнулся.

 

А затем совсем не обрадовал меня.

 

— Самое лёгкое позади, — сказал этот юморист. — Ногу Феилин уже обвязывает. Теперь посмотрим внимательнее на плечо.

 

Орудуя ножом не хуже, чем хирург скальпелем, он срезал с меня половину рубахи. Внимательно осмотрел входное отверстие, за спину заглянул. И убедился в необходимости появления выходного отверстия. Ибо наконечнику в теле анирана делать нечего. С таким подарком рана начнёт гноиться уже на следующий рассвет. А что будет ещё через рассвет, даже предположить сложно.

 

— Действуй, целитель, — я хотел продемонстрировать окружению, что бодр и полон сил. И что полностью доверяю им. Но получилось как-то неуверенно: даже Сималион после этих слов не улыбнулся, а озабоченно поморщился.

 

Но действовать всё же стал.

 

Этот момент я помню плохо. Наверное, всё же потерял сознание. Может, даже не один раз. Я помню, как на боку меня удерживали все вместе, а Сималион прикидывал, как будет наносить удар.

 

И ему удалось ударить так, чтобы повторный удар не понадобился. Но чиркнувший по кости острый наконечник избавил меня от необходимости видеть последующее извлечение своими глазами.

 

Следующее, что я помню, окромя ну просто чудовищной боли, оперение и древко, измазанное в крови и брезгливо отброшенное в сторону.

 

Прижигание ран вновь отправило меня в небытие, из которого я выбрался, уже когда началась перевязка.

 

Обеспокоенность попутчиков достигла апогея. Больше никто не шутил и не подбадривал анирана. Не совал ему в рот грязных палок и не подносил к его ранам раскалённый металл. Иберик и Феилин были мрачны. Терезин отсиживался где-то на галёрке. Лицо Мириам вновь словно окунулось в мел. А Сималион повторял, как заведённый: "Кровопотеря… Кровопотеря…". Во всей этой перепуганной компании он один выглядел не до конца перепуганным.

 

— Листья с дерева Юма есть? — Иберик первым вспомнил о важном лекарственном средстве. И обратился за этим к Феилину.