На первом же собрании матросов мы решили, что никаких перерывов и увольнительных не будет. Мы будем грести посменно день и ночь. А я, как самый выносливый, буду грести за двоих. Наша задача остаётся неизменной: как можно быстрее разорвать дистанцию и достичь Равенфира в кратчайшие сроки. Где, как я пообещал втянутым в плавание бедолагам, они получат значительное материальное вознаграждение.

 

Ну а затем я утянул на разговор Иберика.

 

— Иберик, мне кажется, пора. Пора тебе связаться с Сумманом. Имеешь представление, где он может быть?

 

— Если далеко, найдёт меня не сразу. Если близко, вряд ли понадобится больше одного рассвета, — ответил тот. — Он обязательно услышит мой зов… Хочешь узнать новости из столицы и Валензона? И отправить обратно?

 

— Нет, — сразу отмёл я. Пока мне было совершенно не до новостей. — Нам надо предупредить принца Тревина. Ты сможешь объяснить Сумману, куда надо лететь? И отыщет ли он того, кому послание будет предназначаться?

 

— Обижаешь… — наигранно насупился Иберик.

 

— Тогда действуй. Как ты там с ним связываешься?… Я хочу, чтобы Тревин не ждал нас, а встретил. И чем раньше, тем лучше.

 

Иберик прекрасно справился с поставленной задачей. Как и всегда, в принципе… Уже к следующему вечеру его доверенный сирей обнаружил нас. Кружил, кружил над рекой, а затем безошибочно совершил посадку на выставленную руку.

 

И он действительно доставил нам письма с новостями. И хоть новости оказались не самыми свежими, всё же мы с удовольствием с ними ознакомились. Убедились, что на всех фронтах пока затишье и облегчённо выдохнули.

 

Беда была лишь в одном: ответ писать было нечем. Не было ни чернил, не писчего набора. Даже жалкого пера не нашлось.

 

Так что аниран вынужден был проявить смекалку. Как узник горемычный он заперся в каморке два на два метра, где мы поселили Мириам, которая долго смеялась, что эта крошечная каюта меньше, чем её предыдущее жилище, и строчил письмо. Строчил на обратной стороне прибывшего послания, используя в качестве пера метательный нож Иберика, а в качестве чернил — собственную кровь.

 

Я постарался быть максимально лаконичным. И максимально острожным, чтобы не повредить ужасную бумагу. Аккуратно нацарапал несколько строк с просьбой о помощи и промакнул тряпицей, стараясь не размазать. А затем дал на утверждение Мириам. Она прочла мой ответ и, образно говоря, заверила.

 

— Пусть встретит меня на своей яхте, — посмеялась она. — Там хоть кровать есть нормальная.

 

Сирея накормили рыбой, чему он совершенно не возражал, и отправили в путь. Иберик о чём-то шептался с ним, затем погладил по голове и выставил руку.

 

— Чудеса эти сиреи, — уже в который раз подивился я. — Хочу себе такого…

 

 

 

***

 

 

 

Практически весь день — четвёртый в пути — я провёл на вёслах. Всё же действительно я мог работать, как минимум, за троих. И никогда не забывал, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. А поскольку среди "утопающих" двое мало на что были способны — от слабосильного Терезина вообще не было никакого толку, а Мириам умела только есть рыбу, а не чистить — основная тяжесть пути легла на крепкие мужские плечи. Работали и остальные, конечно, но именно я был и швец, и жнец, и на дуде игрец.

 

Поэтому ближе к закату я чувствовал утомление. Зуд в теле проходил, ведь раны заживали. Но теперь бедро чесалось сильнее, чем грудь.

 

Именно в этот момент мне решила докучать Мириам. За пару-тройку дней плавания она начала меня раздражать. Ведь реально была совершенно неприспособлена к дорожной жизни. Да и вообще к какой-либо, где надо что-то делать руками… Плюс к этому радость от спасения наполняло её недюжей энергией. Энергией, направленной на себя любимую: она ела всё подряд, постоянно что-то напевала, кружила по узкой палубе, принимала солнечные ванны, стараясь оголяться целомудренно, и даже купалась. То есть наслаждалась свободой, пока остальные работали.

 

Я, правда, старался относиться к её порханию с пониманием. Всё же женщине пришлось несладко. Почти год она провела взаперти. И её певучее настроение я терпел.

 

Но когда она взяла меня за руку, заговорщицки подмигнув при этом, и потащила в конуру, раздражение вновь проснулось.

 

— Что такое? Что случилось?

 

Мириам сменила одежды. Мы успели загрузить пару комплектов из последней коллекции местной моды — ночные рубашки, длинные юбки самого простого покроя, фартуки и передники. Элотан Хашуб остался крайне недоволен внешним видом Мириам и подсобил.

 

Но из одежды она носила только рубашки и юбки. О фартуках и передниках не могло быть и речи.

 

— У нас есть время поговорить серьёзно, — заявила она, закрывая перегородку, чтобы защитить клочок приватности. — Его немного, ведь с каждым рассветом мы всё ближе и ближе. Но оно есть.

 

— О чём ты, Мириам?