— Прости… "Старый сподручный Эоанита — святой отец Эвенет — прислал очередное письмо с угрозами. Но не с угрозами лично мне или тебе, аниран, а с угрозами моей семье. А точнее — Терезину"… Это мой младший брат, — нахмурился Тангвин. — Он-то здесь причём?… "Терезин родился последним из моих сыновей. Успел родиться за несколько зим до появления карающего огня. И взрослел в те жуткие времена, когда прежняя жизнь рушилась, когда святая церковь вводила новые догмы, а чернь и уважаемые люди день за днём теряли веру. Он видел всё это своими глазами, впитывал изменения и истово поверил. Поверил в то, что наказание за наши грехи пришло… В этом вся суть беды, аниран: под влиянием слов Его Святейшества неокрепший умом Терезин решил совершить паломничество. Три зимы назад он отправился на восток прислуживать при Храме Смирения. Храме, названным "Чудо Астризии". Он не слушал моих слов, не слушал слов матери. Не убоялся даже смерти, которая легко могла настигнуть его в нелёгком пути — настолько была крепка его вера в то, что Триединый Бог наказал нас по заслугам. И лишь постоянными молитвами, постоянными обращениями к Нему, мы можем это наказание искупить… Дважды я получал от него весточки. Эоанит приносил письма, написанные рукой Терезина. Тот уверял, что с ним всё хорошо. Что он прислуживает в храме и продолжает замаливать наши грехи. И я, хоть и с некоторым опасением, всё же оставался спокоен за его судьбу. До недавнего времени"…

 

— Эвенет совсем обалдел? — я пытался вникнуть в ситуацию. — Взял в заложники сына короля, что ли?

 

— Чего-чего?

 

— Ничего. Читай дальше, Тангвин.

 

— "И вот как раз мы возвращаемся к письму от Эвенета. Я позволю себе процитировать этого мерзавца… Мерзавец! Ты представляешь, аниран, что написал этот мерзавец? Цитирую: "…если Его Величество Анфудан Третий не одумается, если не вернёт воровским способом украденную собственность в законные руки святой церкви, если так и будет продолжать поддаваться воле драксадара, одуматься помогу ему я. Я не только запрещу прислуживать при Храме сыну Его Величества, который, в отличие от отца, глубоко верит, но и посажу в темницу. В темницу, куда церковь отправляет строптивых шахтёров и апостатов, где он медленно умрёт от истощения. А затем высохшее тело того, кто с лихвой расплатится за чужие грехи, Его Величеству доставит сирей. Ибо вполне будет способен унести"… Нет, каков мерзавец, а!?… Я тебя прошу, аниран… Очень сильно прошу не отказать в следующей просьбе: не мешкая отправляйся к "Чуду Астризии", найди моего сына и верни домой. Как истово верил он в наше заслуженное наказание, так же истово верил в приход посланников небес — в приход аниранов. Покажи ему себя, и он поверит. Убеди, что тебе по силам спасти мир. Убеди моего слабого умом сына и приведи в Обертон… Молю тебя именем Триединого — не отказывай в просьбе сразу! И не раздумывай! Выполни своё предназначение — спаси и эту душу. Ибо лишь тебе это под силу."

 

Когда Тангвин окончил читать, я чувствовал себя растерянным. Про своего заблудшего сынулю король редко упоминал. Так, между делом… А тот, оказывается, целиком и полностью поверил в тот бред, который распространяла церковь. Что, в принципе, неудивительно, учитывая, в какое время и в каких условиях он рос.

 

— Неужели святой отец Эвенет способен на такое? — выпучив глаза, Тангвин рассматривал письмо в своих руках.

 

— В этом нет никаких сомнений, — хмыкнул я. — Человек, который прислал сундук с золотом и ядовитой пылью, перешагнёт через любого. Любого сгноит в глубоких подвалах… Чёрт возьми, почему твой отец раньше не сказал, что у Эвенета такой козырь на руках? Почему не предупредил?… Ладно, не отвечай. Это риторический вопрос.

 

Я тяжко вздохнул и потёр лоб ладонью: похоже, дело — дрянь. Парень сам по себе — религиозный фанатик. Так ещё и находится там, где все такие. То есть вырвать его из храма — всё равно что из рядов секты вырвать самого отпетого сектанта.

 

Хм… Парень… Парень… А сколько ему лет, вообще?

 

— Тангвин, сколько лет твоему младшему брату?

 

— Лет?

 

— Зим, я имею в виду. Возраст какой?

 

Принц на мгновение задумался.

 

— Двадцать три зимы, должно быть. Но, извини, милих, я не уверен. Я не видел его давным-давно… Наверное… Наверное, последний раз как раз тогда, когда… О! Точно! — принц всполошился, принялся вертеть головой и метнулся к стене, всегда закрытой широкой коричневой шторой. Потянул за канат и улыбнулся. — Вот, смотри. Тогда я видел его в последний раз.

 

На огромном холсте в половину стены изображалась семейная идиллия: ещё не такой старый и не такой пузатый Анфудан Третий важно восседал на троне. Слева от него стояла невысокая, но очень миловидная рыжеволосая женщина, признать в которой саму королеву было практически невозможно. Ничем не привлекательный мужчина с окладистой бородой возвышался позади. Молодой парень, мордашкой очень похожий на Тангвина, прижимался к мужчине плечом. Горделиво задрав подбородок, у правого подлокотника примостился смазливый подросток. А у левого подлокотника, приняв на плечи материнские руки, по-детски непосредственно улыбался голубоглазый мальчонка лет семи-восьми. Портрет был настолько прекрасен, настолько идеально написан, что я ни секунды не сомневался, что работал профессионал.

 

Теперь осталось выяснить ху из ху, как говорится.