В этом я убедился, когда мы сходили на землю. Таможенного контроля как такового не существовало, но суровые ребята в стандартной экипировке храмовников нас внимательно осмотрели. Не только на предмет наживы, но и на предмет статуса. Был бы наш статус низок из-за определённой манеры поведения, из-за пугливых глаз и из-за отсутствия умения вовремя "дать на лапу", после скоротечного знакомства мы бы не только лошадей лишились, но и пинок под зад получили бы. Но поскольку примо Сималион действительно обладал статусом "примо" и вёл себя соответственно, хамить и грубить ему храмовники не посмели — когда они потребовали оставить оружие, именно он одарил их испепеляющим взглядом и снисходительными словами: "Примо сдать оружие? Вы сорной травы объелись?".

 

После этих слов от нас отвязались. Ребята-храмовники держали нос по ветру и сразу сообразили, кто главный в нашей приехавшей каяться компании. И кого лучше не провоцировать.

 

— Это какой-то кошмар, — бормотал я себе под нос, когда мы покидали территорию порта, с трудом пробираясь по улицам города.

 

Очередное чудовищное перенаселение удивило меня. Здесь дела обстояли ещё хуже, чем в Плавине. Будто тысячи мусульман приехали совершить паломничество в Мекку. Крики, плач, визги, ругань стояли повсюду. Старички в монашеских одеяниях сбивали свои туристические группы в плотный клубок и под надзором храмовников выводили из города. Сверху из окон домов постоянно кто-то что-то выбрасывал. Кто-то что-то выливал. Даже специально, скорее всего. Я своими глазами видел, как злые местные жители чем-то кидали в понаехавших с верхних этажей и крыш. Фекалиями или камнями.

 

По этой причине, едва судно с паломниками приставало к причалам, оно торопливо разгружалось и отчаливало. Паломников брали в оборот и выводили к восточным или северным вратам. Там давали отдохнуть какое-то время на мягкой траве, строили в колонны и вели дальше.

 

Я не хотел сразу покидать Винлимар. Я хотел изучить его так же, как и Плавин. Хотел побродить, послушать разговоры. Но Сималион предупредил, что это очень-очень плохая идея. В плотной толпе, где молодые грязные юноши нас трижды пытались облапать на предмет обворовывания, он весьма умело ориентировался. Дал пару затрещин мимоходом. Кому-то даже успел ножом поугрожать. А потом заявил, что в городе оставаться нельзя. Здесь ненавидят паломников. Не за веру, а за лишний рот. Здесь, в отличие от Плавина, с голодом хорошо знакомы.

 

Окончательным подтверждением его слов и моим желанием не изучать этот гнойник вблизи, стал просмотр весьма любопытной сцены. Не театральной, конечно. А жизненной.

 

Плутая по улочкам и попутно интересуясь у злых горожан правильным направлением, мы двигались к восточным вратам. И по пути врезались в галдящую толпу. Обнажённые мечи и фыркающие лошади помогли нам не утонуть в этой толпе, аки в трясине. Но со стороны мы потом понаблюдали. Некоторое время стояли и смотрели, как работает невольничий рынок.

 

Нет, это не был рынок рабов как таковой. Здесь не торговали детьми, на все окрестности рассказывая о их чудесном юном возрасте. Здесь паломники продавали самих себя. Отчаявшиеся и обречённые, голодные и грязные они каждому демонстрировали гнилые зубы, рассказывая о идеальном здоровье и невеликих требованиях. Мужчины и женщины, юноши и очень молодые девушки предлагали свои услуги всем, кто будет готов взять на себя заботу о них. Единственным желанием этих испуганных и опустившихся людей было желание поесть. Они были готовы взяться за любую работу, желая получить в оплату лишь одно — еду.

 

Охреневший аниран стоял с открытым ртом, тёр глаза и не мог поверить в происходящее. Истощённые люди, прибывшие покаяться и попросить у безжалостного божества прощение, настолько утратили человеческий облик, что дрались за возможность отнести в святой храм кувшины с водой, о чём презрительно попросил проходивший мимо старичок в рясе. А когда завязалась куча мала, ещё и похихикал между делом.

 

Последней каплей моего охреневания, после которой я чуть не полез доставать аниранские доказательства, стала ещё одна омерзительная сцена, где два упитанных храмовника окучивали девчонку лет пятнадцати. Выглядела она ещё не созревшей, но уже вступившей на этот путь. Грудь ещё не набрала силу, но выделялась. Стройная фигура, ещё не тронутая истощением, привлекала. Лицо ещё не покрылось морщинами тяжёлой жизни.

 

Наверное, именно эти качества заинтересовали храмовников. Девчонка сидела поодаль от орущей толпы. Испуганно косила глазами по сторонам и, видимо, ужасалась происходящему. Но ужасалась не настолько, чтобы не среагировать сразу, когда к ней "подкатили". Переговоры длились недолго и завершились успешно. Улыбающиеся храмовники вручили ей какой-то свёрток и помогли подняться. А пока они шли в укромный уголок, девчонка жадно рвала хлеб зубами. Видимо, старалась успеть насытиться. А то, глядишь, и это отберут, когда она сделает так, чтобы насытились другие.