— Как стемнеет, дадите им похлебать что-нибудь, — услышал я голос главного храмовника. — Но не густо… А утром снимите этих, — кивком головы он указал на трупы на виселицах. — Вскоре их места займут другие.

 

Погрузившись лицом в траву, я полз. В нескольких метрах обогнул ещё одну клетку и приблизился к той клетке, где, сжимая руками колени и прижимаясь к решётке, сидела измученная и почти сдавшаяся женщина.

 

Я приподнял лицо, увидел, что стража заняла место вдалеке, а затем глянул на клетку и прочёл абсолютно понятные слова на деревянной табличке: "Апостат".

 

Значит, вот как. Мириам — вероотступница. Предательница веры. Предательница отца и дела всей его жизни. Всего, что он так долго выстраивал.

 

Теперь понятно, почему эта надменная тварь оставалась такой равнодушной, когда Фелимид сообщил о смерти дочери. Эоаниту не было плевать на неё. Он просто изначально знал, что она не мертва. Это мы — дураки — поверили. А он знал. Ибо — теперь я на сто процентов уверен — сам приказал её сюда упрятать. Приказал трусливому Эокасту сбежать из Равенфира и захватить дочь с собой. Иного логичного объяснение просто не может быть.

 

Зло заскрипели мои зубы: сдерживаться от увиденного, сдерживаться от осознания, что меня легко обманули, было совсем непросто. Но прямо здесь и прямо сейчас я дал себе обещание, что ни за что не оставлю Мириам. Как и сынульку короля, я вывезу её отсюда.

 

Я пополз по пластунски. Пополз прямо к клетке. Но явно не птичий свист отвлёк меня. Я остановился, замер, осторожно выглянул из травы и обернулся. Сималион, рискуя привлечь к себе внимание храмовников, размахивал руками. И, надо признать, размахивать руками он начал вовремя: остановка привела меня в чувство. И заставила думать головой, а не действовать, руководствуясь гневом.

 

И я стал сдавать назад. Вышел за радиус обзора стражи и сел на обочине той самой просёлочной дороги. Нет, сейчас палиться нельзя. Это глупо. Лишь взгляд бросит любой храмовник на любопытного паломника, и проблем не оберёшься. Надо действовать умнее — надо действовать в темноте.

 

Поэтому мы ушли в базовый лагерь, дождались Феилина и всё обсудили. А как стемнело, пошли не к тому, за кем пришли, а за той, кого не ожидали здесь увидеть.

 

По плану, Иберик и Сималион должны были отвлечь стражу, если та меня заметит. А то и булыжником по голове огреть, если поднимет крик.

 

Но делать этого не пришлось, ибо я был предельно осторожен. Очень хорошо запомнил клетку, куда заперли Мириам, и, как только она выхлебала какую-то баланду, вновь пополз.

 

Я молился про себя, чтобы мой шёпот не спугнул её. Чтобы она не заорала на все окрестности.

 

И помогло.

 

— Мириам… Примо Мириам, это ты?

 

Шорох в клетке прекратился. Я видел, как женщина пыталась улечься поудобнее и елозила тощей задницей по полу. Но, услышав голос, замерла.

 

— Мириам, это же ты, верно? Это — Иван. Аниран… Милих…

 

Только после этих слов я решился приблизиться достаточно близко. И в сгущающихся сумерках разглядел знакомые испуганные глаза.

 

Некрасивое грязное лицо и стрёмная стрижка делали измученную женщину совершенно непривлекательной. Но глаза, эти умные и когда-то решительные глаза, я узнал.

 

Грязные пальцы сжали решётку, лицо просунулось сквозь прутья. Теперь не осталось никаких сомнений: это — она.

 

— Мириам… Мириам… Посмотри на меня. Это я — Иван. Помнишь меня? Узнаёшь?

 

Громкий всхлип едва не испортил всю малину. Женщина узнала меня. И не смогла сдержать эмоции. Хорошо хоть ладони вовремя спасли хозяйку и зажали её рот.

 

— Аниран, ты ли это? — сквозь слёзы произнёс слабый голос. Знакомый голос. — Нет, не верю. Не может быть. Что анирану здесь делать? Уйди, злой сон.

 

— Да тише ты! — я подскочил и схватил её за руку. — Прикоснись ко мне. Сожми руку с такой же силой, как я сжимаю твою. Вспомни меня. Вспомни Фелимида. Вспомни, как ты защищала меня от храмовников.

 

Это помогло. Хоть слёзы всё так же текли по измождённому лицу, Мириам смогла заставить себя прикоснуться ко мне. На коленях подползла к решётке, провела пальцами по лбу и узнала анирана, несмотря на бородатую рожу. Затем просунула худые руки между прутьев и обняла меня. Я ответил ей тем же и осторожно прижал к себе.

 

Момент был впечатляющий. Даже для меня довольно эмоциональный. И даже металлические прутья между нами не портили его.

 

— Они убили Рэнэ, — всхлипывания продолжились. Едва она справилась с первым шоком, пришёл следующий. — Сожгли моё поместье… Моих слуг… Звери!

 

Я тяжко вздохнул: к Рэнэ я всегда относился с огромадным уважением. Я знал его всего-ничего, но тоже был обязан жизнью.

 

— Пусть Фласэз примет его в свою армию и подберёт достойное место, — тихо прошептал я. — Он это заслужил… А ты, Мириам. Как ты здесь очутилась? Почему ты здесь?

 

— У тебя есть… Прости, аниран, у тебя есть еда?