Я перевернул всё ещё тёплые руки мужчины ладонями вверх. На левой ладони, прямо на папиллярной линии чернела знакомая метка. Значит, это правда. Это действительно аниран. Очередной скрывающийся бедолага, который не хотел от жизни многого. Он лишь мечтал плыть по течению и не высовываться. Теперь мне понятно, почему он так испуганно вылупился, когда я бесстрашно обозначил себя. Наверное, ему тоже знаком Голос. И тот тоже его к чему-то подталкивал. Но этот аниран не желал к нему прислушиваться. Он предпочёл скрыться за личиной безобидного пахаря, трудился на какого-то дряхлого примо и тихо выращивал сына. Похвальный выбор, с определённой точки зрения. Решил не спасать мир, а построить дом, посадить дерево и вырастить сына. И, рискну предположить, сын появился самым натуральным способом. Как и был зачат. Иначе просто не может быть. Видимо, эта женщина, как и Дейдра, оказалась особенной. Возможно, лишь для этого мужчины. А возможно, обладала особыми физиологическими свойствами. Поскольку я не доктор, на эту тему могу гадать бесконечно. Вскрытие мне всё равно не удастся провести… Но, так или иначе, им обоим удалось. Женщина из этого мира и прибывший с небес аниран смогли сделать то, для чего сюда аниран и был прислан. Значит, это действительно возможно. И я больше не уникален. Я такой же, как все остальные анираны. И я, и они — мы можем дать толчок новой жизни.

 

Я некоторое время рассматривал метку на чужой руке и думал о том поступке, который собирался совершить. Затем, приняв решение, сквозь сжатые зубы процедил очередную мантру:

 

— Нет иного пути. Останется только один.

 

Когда я соединил ладони, наши руки задрожали. А затем задрожал весь дом, когда вытягивал на свет божий крошечный оранжевый шарик. Я уверенно справлялся с болью и, не испытывая больше ни сомнений, ни сожалений, приказал шарику вонзиться в левую ладонь. А затем опять погрузился в недолгое забытьё.

 

 

 

 

 

Часть 5. Глава 2. Важное решение

 

 

 

 

Томмазо — так меня нарекли в детском доме. А фамилией Ди Дио меня наградила строгая воспитательница. Никто не знал кто моя мать. Не говоря уже про отца. Как рассказывали воспитатели, меня подкинули под дверь в полугодовалом возрасте. И с тех пор забота о моей никому не нужной жизни легла на плечи государства.

 

Я всегда был непослушным ребёнком. Носился по коридорам и не желал слушать взрослых. Хоть меня часто наказывали, это ничего не меняло в моём поведении. А потому, когда я достиг возраста абсолютного неприятия чужого мнения, я сбежал. Я стал беспризорником. Я носился по улицам Рима так же, как носился по коридорам детского дома. Я воровал еду, грабил банкоматы, срывал золотые цепочки с нежных шеек и много времени проводил в исправительных учреждениях для несовершеннолетних. Но это ничего не меняло в моём поведении. Плохая наследственность, как судачили между собой карабинеры.

 

Но эта плохая наследственность не стала препятствием для армии. Я плохо читал, ещё хуже писал. А потому у меня было лишь два пути после достижения совершеннолетия — служить закону или нарушать закон.

 

Но, как бы это было не смешно, я умудрился побывать по обе стороны.

 

Я отслужил в армии, где не только научился сносно читать и писать, но и приобрёл массу полезных навыков, пригодившихся на новой стезе, которую я избрал. Я вернулся в Рим и погрузился на самое дно. Я быстро смог занять достойное место на самом дне — я руководил собственной бандой. Пару лет я скрывался от закона и перебивался тем, что удавалось урвать на подконтрольной мне территории. Я сражался за место под солнцем и никому не хотел уступать. Даже тем, кто многие годы целовался друг с другом в щёки, кто носил дорогие костюмы и золотые украшения — я не уступал даже мафии.

 

Но торговля специфическим порошком — слишком выгодный бизнес. Мне указали моё место, когда я решил, что пора замахнуться на большее. На меня объявили охоту. Ликвидировали некоторых моих друзей, а затем отыскали меня. Устроили засаду и изрешетили машину. А когда я ещё дышал, истекая кровью, передали привет от дона. Передали привет и подожгли.

 

 

 

***

 

 

 

Я открыл глаза. Моя голова лежала на чём-то мягком. Встрепенувшись, я обернулся и испуганно вскочил — голова опиралась на ногу бедолаги Томмазо. Я машинально вытер затылок, будто опасался, что налипнет чужая кровь, и скосил глаза вниз.

 

— Прости, шестой аниран, — искренне произнёс я. Я насытился его воспоминаниями и теперь знал о нём всё. — Твоя жизнь на Земле была безрадостна. И лишь здесь ты обрёл истинное счастье. Мне очень жаль, что я стал причиной того, что это счастье длилось так недолго. Но обещаю тебе, обещаю Лусиль, что позабочусь о вашем сыне. Я позабочусь о Фабрицио.

 

Имя мальчугана я тоже знал. Я помнил всё, что Томмазо рассказывал ему. Помнил те сказки и ту любовь, которую он дарил сыну. Помнил наполненные счастьем глаза Лусиль, когда она смогла избавиться от бремени. Помнил её влюблённый взгляд, когда Томмазо подарил ей то, чего она уже не надеялась испытать — счастье стать матерью. Я помнил моменты, когда Фабрицио сделал первый шаг, когда начал разговаривать, когда впервые произнёс слово "папа". Я помнил это всё. И теперь, своими руками, первое настоящее чудо Астризии я лишил родителей. Я сделал это чудо сиротой.