— Делай свое дело быстрее, короткоживущий, — почти что прошипел в ответ от внутреннего негодования эльф, но полез-таки рукой в висевшую на плече сумку и вытащил оттуда шесть пузатых кошелей по типу средневековых. — Вот твоя плата. По пятьдесят монет в каждой, — вытянул он в мою сторону занятые кошелями руки. — Приступай, наконец!

Показательно жадно облизнувшись для вида, я оглянулся через плечо, дабы удостовериться в том, что стражник не смотрит в нашу сторону и принялся снимать с плеча свой карабин, который, очень неудачно уронил подальше от себя на землю, не удержав одной рукой. Очередной отвлекающий маневр сработал на отлично и опустивший взгляд на упавшее оружие эльф на несколько мгновений утратил бдительность. И, главное, совершенно потерял меня из вида.

Удерживая одной рукой эльфийку, а второй схватив за руку эльфа, я тут же принялся перекачивать между нами всеми имеющиеся в нас души. О! Надо было видеть лицо этого позёра, когда он осознал, что же на самом деле произошло. Да-да-да! Этот заносчивый остроухий даже успел испугаться, прежде чем в эльфийку перетекла его прежняя душа, превратив его самого в неприкаянного. Что я и поспешил озвучить как можно громче, правда, предварительно пройдя в ноги эльфа и, прихватив их под коленями, закинул того внутрь дома, затратив на все это дело от силы пару секунд. Благо более соприкосновений оголенных участков кожи между нами не случилось и тот не смог «зацепить» используемую мною временно душу.

— Неприкаянный! — одним рывком подняв эльфийку на ноги, я толкнул ее в сторону повернувшегося на мой выкрик стражника. — Там! — только и успел я ткнуть пальцем в сторону зияющих черными провалами оконных проемов, как в том месте появился силуэт лишившегося души эльфа. Именно в этот момент я дернул кончик повязанной на руках эльфийки веревки, и хитрый узел мгновенно распустился, вернув той достаточную свободу действия.

— Тревога! Неприкаянные! — мгновенно заорал что было мочи стражник и даже пальнул в воздух, видимо, чтобы предупредить своих. Но это оказалось последним, что он успел сделать, поскольку был тут же зафиксирован мною взятием руки на излом и брошен в сторону рванувшего прямиком на нас эльфа. А пока они боролись в объятиях друг друга за право обладания душой, я подскочил к ним и приголубил человека прикладом по затылку. Даже если бы он был одним из принадлежащих мне вернувшихся, я, непременно, пожертвовал бы его душой в пользу долгожителя, за которого его соплеменники торчали теперь мне не менее трех тысяч империалов. Здесь же вовсе удалось заработать за чужой счет! Дело оставалось за малым — крепко-накрепко связать освободившейся веревкой бесчувственное тело бывшего стражника, подобрать оброненные эльфом кошели и со всех ног драпать к усадьбе для наведения дальнейшей паники.

Тем временем, пока я был занят пеленанием неприкаянного, между оставленными без присмотра эльфами происходили свои эльфячьи разборки. Пока заполучивший себе человеческую душу и совершенно не понимающий, что происходит, эльф хлопал глазами, да крутил головой по сторонам, вобравшая в себя его душу вдобавок к уже имеющейся звериной эльфийка с оттягом зарядила тому по яйцам. А после попыталась проделать то же самое со мной! Лишь вовремя чуть скрученная внутрь правая нога позволила отделаться ударом по касательной, но даже так пришлось обиженно поскулить за такую несправедливость.

— Даже не надейся, что я что-либо забыла! — ткнула в меня пальцем скалящая зубы обнаженная эльфийка обладавшая поистине умопомрачительной фигурой. — И перестань пялиться! — отвесила она мне пощечину. Точнее попыталась, поскольку в ответ я уже бил апперкот, так что успеха не достигли мы оба, по причине одновременного нанесения друг другу этих ударов. Как крепко накрепко вбивали мне когда-то в голову, нет женщин, детей, мужчин, стариков. Есть только враг, коли тот взял в руки оружие. Потому и бил я деваху в ответ без всяких сопливых сомнений, что непременно возникли бы в голове какого-нибудь интеллигента и стали бы причиной конца его жизни.

— Цыц, дура, если хочешь жить! — кивнул я в сторону потихоньку приходящего в себя эльфа, почесывая слегка пострадавшую щеку и параллельно засовывая за пазуху нащупанные на земле кошели. Ведь если своей прежней памятью жертва моего коварства более не располагал, то запоминать все новое никто ему запретить не мог. — Он же очухивается! Лучше вот, одень, — стянув с себя китель от германской формы, я протянул его эльфийке и реально сглотнул тут же набежавшую слюну от того, сколь натужно тот натянулся на ее верхних ста десяти как минимум и сколь неуверенно прикрывал зону бикини. Вид столь шикарной обнаженной женщины конечно возбуждал. Но вид почти рвущегося от натяжения на двух великолепных полушариях военного кителя возбуждал куда больше. Ведь появлялось чувство некоторой тайны, которую вот прямо сейчас виделось возможным раскрыть, стоило лишь протянуть руку вперед, да расстегнуть пару пуговиц. Видать, отнюдь не один только адреналин был впрыснут в кровь потихоньку оживающим организмом, раз уж подобные мысли мне стали забивать мозги в условиях боевой обстановки.