Так и таял потихоньку ручеек спасающихся вплоть до самой границы городской застройки. Кому-то даже, вероятно, действительно повезло уйти. Но еще долго по всем улицам города шла драка между неприкаянными и вернувшимися за право обладать душой, пока их тела не утрачивали всякую возможность сопротивляться, а то и просто продолжать жизнедеятельность. Переломы рук, ног, челюстей, позвоночников — всего этого было в достатке у наблюдаемых мною человеческих останков. Да и значительная часть из уже виденных тут неприкаянных, имели хорошо заметные повреждения тел, вроде вывернутых под невообразимыми углами конечностей или раздробленных пальцев. Хотя, стоило признать, состояние тех, кто оказался надежно заперт в своих квартирах и оттого не растратил ресурс организма на забеги с драками, оказалось очень даже приличным. Обтянутые кожей скелеты, каковым еще совсем недавно выглядел я сам, они уж точно не напоминали. Отсюда выходило, что из-за слишком большой концентрации населения заруба в городах была куда страшнее, чем где бы то ни было. Их жители, влекомые желанием заполучить, либо же сохранить, душу, просто вынуждены были сходиться друг с другом в не прекращающихся битвах, заканчивающихся лишь с окончательной смертью их физических оболочек. И даже победителю не факт что удавалось впоследствии уцелеть, ведь врачевать его было попросту некому. Но при этом именно в городах, где-нибудь в закрытых или изолированных помещениях, могли самым лучшим образом сохраниться те, старые, неприкаянные, появившиеся в первый миг катаклизма. Что наводило меня на мысль о бесперспективности откармливания таскаемых с собой доходяг, если вместо них возможно было поставить под ружье уже физически здоровых и крепких мужиков, которых, естественно, прежде предстояло поискать по темным уголкам таких вот городков, не говоря уже о более крупных поселениях вроде той же Варшавы, раз уж куда более близкий Кенигсберг смог уцелеть как местный центр разумной жизни, а потому не представлял собой особого интереса с точки зрения обзаведения трофеями.

Вот только, сколько бы местных жителей ни погибло в те далекие времена, сколько бы ни покинуло город, оставшихся примерно полутора тысяч неприкаянных мне должно было хватить с лихвой. Дабы самому не светиться вовсе, мне пришлось продумывать грамотное устройство управляемой сети ловушек, основными элементами которой являлись, как это можно было догадаться, сами неприкаянные и закрытые на щеколды или же на засовы двери, за которыми целые группы этих существ и начали сводиться мною в боевые, хоть и совершенно неуправляемые, группы.

Определив с полдюжины домов, в которых виделось возможным на время укрыть эти эрзац засадные полки, я принялся за тяжкую и нудную работу по отлову на свою тушку этих обездушенных оболочек. Тех из них, что выглядели наиболее потрепанными и обессиленными, расставлял на манер наживки, чтобы ловцы уж точно рассмотрели их и не смогли пройти мимо. Причем расставлял отнюдь не хаотично, а, словно хлебными крошками, прокладывал ими путь к центру формируемого мною капкана в районе городской площади, откуда уже виделось возможным выдавить всех уцелевших ловцов строго на север — то есть в самую глубину придуманной мною западни. Уж очень мне не хотелось упускать хоть кого-нибудь из них, дабы впоследствии не получить на свою голову всевозможных мстителей. И так проблем имелось выше крыши, чтобы еще начинать оглядываться по сторонам чаще положенного. Так и неврастеником недолго было сделаться. А без свидетелей. Без свидетелей я просто превращался в удачливого проходимца, которому повезло нарваться на останки погибшего в результате какой-то допущенной ошибки отряда ловцов.

К моему неописуемому счастью диверсия у Феди, видать, получилась на славу, поскольку ожидаемые мною жертвы на сутки припозднились с прибытием. В результате у меня оказался в запасе целый день, который я провел в трудах и заботах. Прекрасно понимая, что находиться одновременно в разных местах у меня никак не выйдет, а перекрытие возможных путей отхода для каждой их отдельных групп ловцов должно происходить одновременно в четырех местах минимум, я принялся мастерить простенькие системы рычагов из веревок и палок.

По причине отсутствия возможности их как-либо механизировались и тем более автоматизировать, у всех у них имелся исключительно ручной привод. То бишь, кто-то должен был дернуть ручками за веревку, чтобы запоры дверей отошли в сторону и расслышавшие необычные звуки неприкаянные получили возможность всей толпой ломануться наружу из своих временных укрытий.

Ох, как же я намаялся устанавливать все эти простейшие блоки да сверлить все эти многочисленные отверстия обнаруженным на местной мельнице среди прочего инструмента ручным коловоротом. Может где-то здесь и проживал прежде плотник, что мог похвастать обладанием полноценной ручной дрели, но разыскивать его жилище или мастерскую мне было попросту некогда. И так каждую минуту ожидал появления гостей, отчего сильно нервничал. А тут еще под руку постоянно лезли все новые и новые неприкаянные приходившие ко мне на звуки тихой ругани и скрипа работающего инструмента. Меня, наверное, за всю прежнюю жизнь не касались столько людей, столько успели полапать за этот суетный день, который завершился моим возвращением в скромное временное обиталище отряда, где как раз имелись те самые руки, что могли дергать за те самые веревки.