Городок оказался очень даже и приличный — никаких тебе городских стен, охраны, требующей мзду за вход или иных препонов.

Обычный городок середины 20-го века, ничем особо не примечательный, серенький и невзрачненький.

Но — радующий глаз сочной зеленью вдоль дорог, широкими газонами и арыками, в которых бежала почти чистая вода.

С жителями, правда, не повезло…

Мелкие, мне подмышку, словно карликовые, кентаврики!

Они вольготно бегали по зеленым полянкам, дрыхли на зеленой травке или цокали копытами по странным мостовым, белым, с черными разделительными полосами.

Через пару минут после нашего появления на оживленной улице, она стала еще более оживленной и наполнилась доброй сотней конезевак и десятком конеполицейских, вооруженных длинными дубинками с, даже на вид острыми, шипами и ярко светящимися жезлами, под завязку заряженными стихийной магией.

Подняв руки, мы осторожно допятились до ближайшего газона и сели на попы ровно, не желая устраивать конфликтов на ровном месте.

— Шу-и-и-и-ибо! — Проржал кентавр с самой короткой дубинкой и самым ярким жезлом. — Иго срыщ!

Переглянувшись, мы с Синти одновременно пожали плечами и развели руками, давая понять, что не понимаем.

— Лии! Шуи! — Толпа вокруг нас шумела, добавляя амулету-переводчику данных для работы. — Говорят, это секретной оружие коошахов! Но оно обрело разум и сбежало, не желая воевать на стороне зла!

" Ага, а уж Вы так прямо добро с крылышками!" — Хмыкнул я про себя и, глянув на Синти понял, что он думает примерно о том же самом, только матерно.

Синти вообще странно смотрела на кентавропоней, словно силилась что-то вспомнить, что-то исключительно гадкое и оттого — тщательно забытое.

Пару раз она чесала кончик уха, что было признаком крайнего раздражения и, время от времени, косилась на меня недобрым глазом, видимо за мою идею спрятать наше оружие как можно дальше и накинуть "полог", скрывающий наши статы и возможности.

— Мы хотим быть уверены, что ваше присутствие не повредит нашему виду! — "Короткодубинчатый" наконец-то вошел в "волну" амулета и стало понятно, что в ближайшем будущем нас ждут, как минимум, сдача крови и прочих жидкостей, а как максимум — всяческие вивисекторские заморочки, от которых мы конечно же потеряем свои жизни.

— Гарантий не дает даже высшее божество! — Развела руками Синти. — Но всегда есть варианты!

Все было бы совсем даже и не плохо, если бы именно в этот момент мы дуэтом не чихнули…

— … Ненавижу! А-а-а-а-апчхи! — Синти громко высморкалась в огромную простыню носового платка в красно-синий горох. — Апчхи!

Звезды! Как же я ее понимал!

У феечки, способной перебить ресницами хребет средних размеров быку, оказалась жуткая, фееричная аллергия на лошадиную шерсть!

Понекентавры, смысл слова "аллергия" поняли, но нам от этого лучше не стало.

Сперва вокруг нас каким-то неведомым образом возникли голубоватые стены, отделяя от остального городского люда, а потом мы с этими стенами оказались в огромном зале без окон и дверей, в котором бегали коняшки всяких размеров, в костюмах, подозрительно напоминающих костюмы высшей биологической угрозы, с поправкой на копыта…

Я потер виски, стараясь перебороть волнами накатывающуюся слабость.

В отличии от Синти, мне болеть нельзя — вся маскировка держится на моих плечах, да и сама Синти лечится от меня, потому как чертов лечебный амулет с какого-то перепуга разрядился еще в первые часы нашего пребывания!

И вообще…

Мне здесь уже не нравится!

"… Ой-йо… Никто не услышит…" — В голове вертелся "Чайф", как признак полной аннигиляции, как сочетание огня и воды, бушующих каждый на своей вершине, как понимание того факта, что я, кажется, все-таки спекся…

"Бред!" — Я снова потер виски и подлечил Синти, паралелльно "слив" набранный запас в артефакт возврата.

По моим подсчетам получалось, что такими темпами я наберу нужной количество дней за двадцать-двадцать пять: эта реальность оказалась щедра на "подзарядку", но вечно чихающая Синти и сам, расползающийся по швам во всех направлениях одновременно, съедали эту зарядку с бешеной скоростью.

— Бне здезь не ндравится… — Чихнула феечка и откинулась на расстеленное на полу, походное одеяло. — Бросто издец!

— Ага, он самый. — Согласился я прикидывая, а не может ли быть все происходящее неестественным?!

Синие стенки нашей больничной палаты и по совместительству — тюремной камеры уже давно стали молочно-белыми с трех сторон, за 72 часа нашего пребывания сменился весь состав бегающих вокруг кентавров, а давление на виски и глаза стали такими, что я вот-вот плюну на все приличия, достану дубинку и, думаю, минут за десять выберусь наружу и найду того, кто мне ответит на все вопросы.