— Освальд, это единственное, о чем я прошу. Давай его оставим, — дрожащим голосом повторила она и невольно шмыгнула носом. Одежда мокрая и тяжелая, щенок тоже тяжелый, а руки и тело дрожали от страха и холода.

Освальд посмотрел на нее, потом на щенка и тяжело вздохнул.

— Иди помойся. От тебя псиной воняет.

Впервые Тера была благодарна супругу, поэтому улыбнулась слабо, кивнула и быстро вышла из кабинета. В его царстве ей не было места. Дойдя до спальни, Тера заметила парнишку, который склонил голову в поклоне и потянул руки к щенку.

— Я помою его и отнесу на кухню. Там тепло, и еда есть.

Тера погладила собаку между ушей, посмотрела в его глаза-бусинки и пересилив себя, аккуратно вложила его в тонкие руки слуги. Смотрела, как его уносили, вслушивалась в тихий шум особняка и понимала, что вновь одна. Она знала свое место в этом доме, понимала, зачем намыливала кожу до покраснения, высушивала волосы полотенцем и не надевала ничего, кроме тонкой сорочки.

Глаза обожгли слезы, когда Тера дотронулась до железной, холодной ручки. Там, в спальне, уже ждал супруг и новое унижение, усиленное в несколько раз ее просьбой, неповиновением и работой, которая не шла. Растерев слезы по лицу в тщетной попытке стереть, Тера вдохнула, судорожно выдохнула и с силой открыла дверь, запрещая думать о плохом. И хорошем тоже.

Освальд стоял у кровати и придирчиво осматривал белье, словно выискивал там грязь или другие пятна. Наверное, так и было, потому что он педантичен и фанатичен во всем, особенно если дело касалось чистоты и лаборатории. Хотя по отношению к работе Освальд не только педантичен, но и мнителен, поэтому кабинет всегда закрыт, а все бумаги хранились в сейфе.

— Ты долго. Иди сюда.

Это была не просьба. Освальд даже не посмотрел в ее сторону, лишь расстегнул ремень брюк. В этот момент Тера пожалела, что надела сорочку и вышла из ванной. Жалела, но послушно закрыла за собой дверь и подумала о Лондоне. Да, Лондон был прекрасен.

Глубокий, приятный голос певца отражался от пустых каменных стен и приобретал совершенно новые, необычные нотки. Тера с наслаждением вслушивалась в немного механический призвук саксофона и скачущий голос. Новенький граммофон с большой, позолоченной трубой стоял на тумбе с литыми ручками, спица бегала по виниловой пластине, подпрыгивала и вновь опускалась. Такой же, но чуть поменьше стоял в библиотеке, только на нем ставили в основном классические произведения. Их Тера тоже любила, но больший трепет вызывал джаз. От звуков саксофона она готова была танцевать и на душе сразу становилось легко.

Даже сейчас, в окружении незнакомых людей, она чувствовала, как тело лишь на миллиметр двигалось то вправо, то влево. Улыбка, не натянутая, а вполне умиротворенная не сходила с лица. Она здоровалась с вновь прибывшими друзьями супруга и его семьи, перекидывалась парой слов с женщинами, с которыми стоило бы завести хорошие отношения. Зал наполнял приглушенный смех, цокот тонких шпилек о деревянный пол и звон бокалов с золотистым шампанским. Молодые девушки и женщины крутились, показывали платья с пайетками и длинной бахромой, которая как шерсть собаки колли разлеталась из стороны в сторону. На плечах у многих лежали меховые воротники, а в руках, между пальцами тлели тонкие сигареты. Тера медленно плавала среди гостей, ловила закрытыми черными туфлями длинные перья, смотрела на свои руки, скрытые плотными рукавами, и улыбалась на очередную шутку какого-нибудь гостя.

Многие уже обсудили погоду в туманном Лондоне и перешли к более насущным проблемам. Тера перетекала из одной компании в другую и, в наглухо застегнутом платье бордовом платье, смотрелась инородно. Она не оголяла спину, покрытую длинными царапинами от трости, не показывала бока с большими синяками от острого носка ботинка. Приучила себя делать низкие прически, чтобы россыпь засосов, выглядывающих из-под высокого ворота, была всегда закрыта. Ей не жарко, корсет не стягивал талию, хоть и давил на подживающие нижние ребра.

— Прекрасный вечер, миссис Пикфорд.

— Благодарю вас, миссис Блэкберри. Мне есть на кого ровняться, — так же улыбаясь говорила она и сама не верила своим словам. Все эти обмены любезностями ей не нравились, как и оценивающий взгляд матери мужа.

Лотти, тебе бы тут определенно понравилось.