Мужчина коротко поцеловал ее в чувствительные и немного ноющие губы и ушел. Мино зарычал глухо на него, встал со своего места, готовясь защищать себя и хозяйку, но лишь подбежал, когда услышал свое имя. Он вновь терся о бедро Теры, смотрел преданно и облизывал раскрытую ладонь. Она на это лишь глухо рассмеялась и пошла в свою спальню. Ей не стоило показываться в таком виде перед гостями, иначе позора не оберешься. Однако ради любимого она готова была жить в липком позоре всю жизнь, лишь бы не в этом мертвом особняке.

***

Тело болело, каждая натруженная мышца пульсировала и отдавала ноющей болью в висках. Хотелось плакать, а еще не вставать с постели и провести весь свой день на разрозненных простынях, которые хранили ее пот и кровь, но уже лишись тепла Освальда. Да и не удивительно это было. Муж никогда не будил ее, если просыпался раньше, а потом ругался долго и бил широким ремнем себе по ладони, обтянутой кожаной перчаткой. Вспоминать об этом не хотелось, как и лежать дальше, предчувствуя скандал.

Тера встала с постели, покачнулась из-за дрожащих коленей и ощутила влажность там, где ее не должно было быть. Не с ним. Она пригладила всклоченные волосы, закуталась в тонкое одеяло, уже не пригодное для дальнейшего использования и пошла в ванную комнату. Там, стоя под тугими струями воды, которые почти плавили тело, и натирала кожу жесткой губкой до красноты, ощущая неприятный запах мыла, который нарастал с каждой секундой.

Она закрыла крепко глаза и прикусила губу, вновь подавляя в себе желание закричать. У них с Освальдом не было любви и даже хлипкой дружбы, поэтому отсутствие теплоты во взаимоотношениях ее не удивляло. Шокировало лишь то, что он позволял себе поднимать руку. Он ругался грязно при ней, придирался и явно показывал, где ее место в этом доме. Первый удар полгода назад Тера списала на легкий алкоголь в крови супруга. Через несколько недель, когда он накричал на нее и вновь побил, она не верила в этом. А потом долго плакала в библиотеке.

С того дня она каждый день писала письма Лотти, которые не отправляла, а хранила в тайном отделении шкатулки.

Скрывала синяки и не морщилась при резких движениях — этому она училась долго. Позорить себя не хотелось. Где это видано, что муж бил жену кулаками и ногами пинал скрюченное тело, таскал за волосы, а потом брал почти на сухую? Ссор из дома и спальни Тера не выносила, терпела и днем не попадалась ему на глаза. Терпела, отшучивалась и лелеяла надежду, что когда-нибудь станет лучше. И лучше стало. Но не с ним.

Выходить не хотелось, однако стоило. Муж и его семья определенно не оценили бы ее отсутствие за завтраком. В комнате уже бегала служанка, собирая грязное постельное белье, стеля новое и совершенно не обращая на нее, хозяйку, внимания. Тера хмыкнула на такой незаметный знак протеста, направилась к большому и глубокому шкафу. Достала длинное платье с высоким воротом и длинными рукавами, которое скрывало ее тело под слоями ткани. Тонкое кружевное белье, длинные чулки, пояс которых немного давил на ляжки с фиолетовыми синяками, потом платье с корсетом на тугих шнурках. Выворачивая руки под немыслимым углом, Тера затянула корсет, отчего тонкие шнуры впивались в ладони оставляя после себя темные полосы, которые должны исчезнуть. Ребра протестующе заныли, однако она лишь сжала челюсть, застегнула тугие пуговицы на вороте и рукавах, собрала все еще немного влажные волосы в высокий пучок и выдохнула.

Мое тело — мой храм. Не так важно, что над храмом надругались, насмехнулись и унизили. Он выстоял, пусть фасад пострадал, но внутри все еще горел огонь, слабый и едва теплящийся.

Она спустилась на первый этаж, не обращая внимание на абсолютно безразличных к ней слуг. Прошла через Голубую гостиную и малый Золотой зал, расправила складки на подоле и вошла в малый обеденный зал. Обилие белых и пастельно голубых тонов сразу бросилось в глаза, как и немного грубоватые лепнины, встроенные в стены ниши с изящными вазами, в которых располагались свежие цветы из сада. За овальным столом на восемь персон, богато сервированным старинным фарфором, серебряными ложками, шелковой скатертью и тонкой фарфоровой вазой с нарциссами посредине, уже сидела миссис Пикфорд в платье приятного розового цвета с мелкими камушками на лифе. По правую руку от нее сидел Освальд в привычной темной рубашке, костюме тройке глубокого темно-синего цвета и шейном платке вместо галстука. Он спокойно разрезал омлет на маленькие, ровные части. Увидев это, Тера невольно усмехнулась про себя, его дотошность проявлялись даже в таких простых вещах. По правую же сторону от миссис Пикфорд сидел ее муж и выглядел как всегда абсолютно безучастным, будто мыслями находился где-то вне дома, оставив вместо себя лишь свою оболочку.

— Доброе утро и приятно аппетита, — Тера присела в реверансе и села напротив мужа. Вокруг лениво завозились слуги, подавая кашу с малиновым варенье, которое она ненавидела, булочки с изюмом и чашку с горячим, крепким чаем. Тера вдохнула, наполняя легкие приятным ароматом еды, замерла на краткий миг от ноющей боли во всем теле и принялась за еду.