Спустя время он получил ответ и на другой свой вопрос. Если на первом этаже жила в основном прислуга, на втором этаже жила Катарина с няней, которая часто выходила с ней в сад. Илзе их видел через окно, несколько раз даже слышал приглушенные разговоры, где старая женщина укоряла подопечную за легкомыслие. С ней Илзе согласен, потому что Катарина действительно поступила неосмотрительно, спасая и впуская его в дом. Заложником становиться ему не хотелось, а хранить от Господина тайну его чудесного спасения становилось все сложнее.

С няней у них не очень хорошие отношения, та смотрела презрительно и не разговаривала, а в ответ Илзе игнорировал ее. Потому что не понимал, как себя правильно вести, стоило ли говорить или их взаимоотношения должны быть такими. Поэтому Илзе общался с Катариной, виделся с прислугой, которые смотрели на него по-другому, не как на хозяев, а как на равного. Настораживало и то, что по слухам особняк младшей сестры Господина располагался неподалеку от берега моря, а этот стоял рядом с фруктовым садом.

Илзе чаще всего сидел в саду, на траве, неподалеку от кустов роз и рассматривал картинки в книгах. Их было очень мало и по ним он не понимал, о чем говорилось в книге, но читать он не умел, потому что Господину умные не нужны. Поэтому он не читал, почти никогда не держал в руках книги, но знал и ухаживал за своей внешностью, умел доставлять удовольствие, хранить чужие секреты и разговаривать.

Катарина читала часто, иногда пропадала на занятиях, после чего приходила к нему и обнимала. Целовала. Становилось неловко от ее неприкрытого счастья. Ему все еще нравилась маленькая Катарина, но тогда она казалась полезной и правильной, сейчас от ее присутствия внутри разливался холод и какая-то беспомощность.

− Я так устала.

Она прижалась и положила голову ему на плечо. Выдохнула довольно, когда Илзе обнял, погладив кончиком пальцев ее бок. Вновь корсет. Интересно, у нее ничего не болело? Потому что Илзе много раз слышал, как женщины жаловались на боль в ребрах и тяжесть дыхания. Катарина слишком молода для этого, по мнению Илзе. Но он ничего не говорил, лишь поддавался, улыбался и был рядом, когда это от него требовалось.

− Все будет хорошо, − все же ответил Илзе, коротко целуя ее в висок.

− Ты у меня самый лучший, знаешь? — довольно сказала Катарина и улыбнулась так широко, что он даже немного удивился. Но кивнул и улыбнулся в ответ, немного натянуто. — Как хорошо, что ты рядом. Что мы теперь будем вместе всегда-всегда, правда?

От ее слов внутри появилось странное ощущение. Илзе никак его не называл, просто знал, что так происходило, когда Господин, после всех обещаний отправлял его обратно в коморку. Когда его холодный металл оставлял на коже ссадины. Так было раньше и сейчас. Илзе не знал точного названия этого чувства, поэтому кивнул, соглашаясь на все.

Потому что так было правильно.

Выйдя из лавки, Ара глубоко вдохнул. Осмотрелся по сторонам, скривился недовольно, когда заметил алеющее небо. Глухое раздражение вскипело в крови, челюсть заныла от плотного сжатия и руки мелко задрожали. Его злила сама мысль о том, что день уже прошел. В магазине. В маленькой оружейной лавке, которую вновь скинули на него. В которую мало кто заходил, а если и открывалась дверь, то люди просто ходили кругами от витрины к витрине и уходили. Уйти нельзя. Потому что отец будет сильно злиться, мать не даст еду, а старшие и младшие братья высмеют его. Как всегда.

Лавку Ара уже закрыл. Отошел от нее, чтобы его и закрытую дверь никак не соединили. И некоторые проходили мимо, смотря заинтересованно, кто-то останавливался на мгновенье и шел дальше, натолкнувшись на хмурый взгляд.

Ара устал. Он ненавидел эту лавку и уже безумно хотел домой к вкусной матушкиной еде и мягкому матрасу. Еще хотел пить. Потому что родители тоже ему надоели, как и братья. Они всегда посмеивались над ним, скидывали управление лавкой, хоть и знали, что Ара в оружии не разбирался и это помещение недолюбливал. Чувствовал себя неуютно в окружении железа.

Отец свою лавку очень любил. В свободное время полировал и точил мечи с кинжалами, расставлял оружие по витринам. Ухаживал, раскладывал и временами засматривался. Стоял подолгу в центре лавки и блаженно улыбался. Но в последние месяцы в лавке появлялся все реже, хоть и злился на Ару, если тот к работе относился халатно. К другим сыновьям он относился не так. Лучше, заботился о них и позволял заниматься тем, чем нравилось им. Мама тоже им потакала, а на него всегда смотрела косо и требовала помогать. В то время как Ара на самом деле не хотел ничего делать.