Катарина рядом недовольно и глухо застонала, зажмурилась, от чего он напрягся. Разговаривать сейчас с ней не хотелось. Однако она лишь выдохнула ему в шею длинно, повернулась на другой бок и вновь уснула. Хорошо. Илзе едва тихо выдохнул, наблюдая за телом перед собой, отслеживая все движения и дыхание. Спала. И это хорошо.

Ему по-прежнему неловко, хоть они и спали в одной постели уже продолжительное время. Она всегда к нему приходила, прижималась, целовала, гладила, улыбалась шало. Они засыпали вместе и просыпались. Сегодня Илзе проснулся первым и это хорошо. Вздохнув, он коротко поцеловал её в щеку, потому что Катарина любила поцелуй, особенно утром, медленно встал, следя за чужим дыханием.

Не проснулась.

Поправив рубашку, которую никогда не снимал, взял чистую одежду и медленно, ступая на носочки, направился в купальню. Только там, убедившись в том, что поблизости никого нет, он снял одежду и подошел к нагретой в бочке воде. Слуги уже проснулись. Илзе большим ковшом налил в таз горячую воду и разбавил ее холодной, взял тряпицу с травяным мылом и смыл с себя весь пот, переживания и проблемы. Вымыл волосы до скрипа, скривился невольно, когда задел тряпицей незажившие еще шрамы на спине. Они больше не кровоточили и не гноились, но все равно неприятно ныли. От этого Илзе не спал больше на спине, хоть и любил раньше эту позу. Поэтому каждое утро у него болели бок и руки, иногда еще и ноги.

Умывшись, он насухо вытер короткие волосы, оделся, ощущая почти удушающий запах трав и еще чего-то ассоциирующееся у него с наказанием. Господин, когда был сильно огорчен, отправлял его на стирку, после чего у него болели руки и краснела кожа. Потом от него еще несколько дней воняло так, что близко никто не подходил или кривился слишком явно.

Пошел по коридорам пустого особняка, хотя Илзе уверен, что слуги уже трудились и няня Катарины тоже давно встала. Комнаты и коридоры пустовали. Он замер рядом с дверью в свою комнату, но, пересилив тревогу, пошел дальше на кухню. Хотелось есть.

На кухне уже сидели слуги. Хорошо это или плохо Илзе не знал, но коротко и тихо поздоровался, получил небольшую порцию от повара и сел за дальний стол, на столешнице которого заметны глубокие рубцы от ножей. Разделочный. Значит за тем готовили какие-то соусы или напитки.

Со слугами Илзе не общался, потому что те его не принимали. Смотрели всегда косо и подозрительно, некоторые, кто видел его у Господина — ехидно. Шептались за спиной и задавались одним вопросом: что он здесь делал? Илзе и сам искал ответ на него, потому что не понимал, до сих пор ждал подвоха и вздрагивал от любых упоминаний Господина. Дверь кухни приоткрылась, отчего он напрягся и замер, но сразу же отдернул себя. Всего лишь дворецкий.

Ничего страшного.

Каша оказалась очень сытной. Немного пресной, но он радовался даже этому. Потому что это не остатки и не куски хлеба, которые им иногда кидали ради развлечения. Илзе в подобном никогда не учувствовал, считая себя выше этого, но иногда желудок подводил. Иногда становилось очень плохо. Поэтому первое время здесь ел много и быстро, что сразу выдавало в нем раба. Что всегда вызывало смех, насмешливые взгляды и сочувствующие улыбки. Это тоже раздражало.

Илзе прекрасно понимал, как выглядел в их глазах. Понимал и не сильно осуждал, потому что долгие годы сам был слугой, потому что жил среди таких людей. Сплетников, которые улыбались выше поставленным людям, а за глаза сплетничали, осуждали и ругались. Особо смелые смеялись. Он и сам был таким. Но ощущать себя предметом обсуждения все равно оказалось неприятно, особенно сейчас. Когда он и сам не понимал, в качестве кого находился в особняке. То ли возлюбленного, то ли беженца, то ли игрушки. Отношения Катарины к нему пусть и имело одну направленность, но зачастую оказывалось переменчивым.

Поэтому, когда за спиной послышались приглушенные голоса, он не повернулся. Лишь по привычке напряг слух. Услышанное информативность не несло, лишь огорчало, потому что обсуждали молодые парни, в униформе родовых цветов — темно-синий и алый, именно его. И госпожу Катарину, которая всех волновала. О себе Илзе слышал много плохого — между рабами всегда велась жесткая конкуренция, поэтому о нем шептались, его обсуждали, делали гадости и подставляли. Наверное, завидовали тому, что Господин уделял ему больше внимания и не продавал, как остальных. Но, если честно, Илзе никогда этим не гордился. Держался за свое место только из-за страха, потому что в большом мире у него уже давно ничего не было.